О чем молчит река - Изабель Ибаньез

внутрь. У меня перехватило дыхание, а сердце тяжело забилось в груди. Две тысячи лет эта комната оставалась нетронутой. Ее великолепие было скрыто под камнями и песком.

Теперь все изменится.

Я стояла там, где когда-то стояли древние египтяне. Дышала тем же спертым воздухом, чувствовала давление четырех стен, окружавших нас. Я моргнула, чтобы глаза привыкли к темноте, и комната медленно проявилась передо мной, очертания стали четкими и ясными. Передо мной была платформа с саркофагом, по бокам которого находилось еще два. Во рту у меня появился вкус роз, и я сразу поняла, кто покоился в центральном саркофаге.

Последняя царица Египта.

Клеопатра.

– Плутарх ошибался. Его не кремировали… Марк Антоний слева, – хрипло произнес Tío Рикардо.

– Цезарион справа, – сказал Абдулла. На саркофаге первого ребенка Клеопатры и Цезаря было несколько надписей, а позади него стояла огромная статуя. Над головой статуи был изображен Гор в виде сокола с широко раскинутыми крыльями, как будто его застигли в полете.

– Как любезно со стороны Августа разрешить похоронить их вместе, – сухо заметил Уит.

– Не так и любезно, – усмехнулся Tío Рикардо. – Это был стратегический шаг. Он не хотел, чтобы по Египту прокатились гражданские беспорядки, а Клеопатра в свое время считалась богиней. Не забывай, что у Августа все еще были дети от Клеопатры, которых ему пришлось устранить.

– Они изображены рядом с ней на стенах, – сказал Абдулла. – Невероятно.

Я чувствовала, что недостаточно быстро подмечаю все детали в комнате. Стены украшали красивые скарабеи с широко распростертыми крыльями. Три саркофага окружали сотни статуй, многие из которых изображали странных животных, а к одной из стен были прислонены одиннадцать длинных весел.

– Для солнечной лодки, – сказал Уит, проследив за моим взглядом. – Она бы привезла Клеопатру и ее семью в подземный мир.

– Смотрите! – воскликнул Карим.

Мы одновременно обернулись в его сторону. Лицо моего дяди исказилось от ужаса. Карим стоял у банки, костлявой рукой придерживая крышку, а пальцем другой зачерпнув содержимое. Темная густая жидкость покрыла его указательный палец.

Карим поднес его к губам.

– Нет! – закричал Абдулла.

Слишком поздно: Карим слизнул липкую массу. Выражение его лица стало задумчивым, а затем он улыбнулся и закрыл крышку.

– Мед.

– Этому меду больше двух тысяч лет, – сказал Tío Рикардо. – Не могу поверить, что ты мог съесть нечто подобное.

Карим пожал плечами.

– Пахло вкусно.

Уит переступил с ноги на ногу, слегка обернувшись ко мне. В уголках его глаз собрались морщинки. Я не выдержала и расхохоталась. Абдулла, посмеиваясь, взъерошил Кариму волосы.

– Больше никакого меда, – ласково сказал Абдулла. – Иди и помоги команде.

Карим убежал, шлепая сандалиями по камню.

Tío Рикардо покачал головой, что-то бормоча себе под нос. Затем снова сосредоточился на более насущных вопросах. Я слушала, как они с Абдуллой обсуждали фрески. На северной стене была изображена Клеопатра с богиней Нут. На западной стене – двенадцать часов Амдуата, а на восточной – первое заклинание из Книги мертвых. Композицию завершала сцена на южной стене: Клеопатра и разные древнеегипетские божества – Анубис, бог мертвых, с повернутой набок шакальей головой, Исида и Хатхор.

Сам саркофаг украшала эллинистическая резьба, изображающая битву при Акциуме, день, когда Царица царей потеряла все. Клеопатра стояла на носу гексеры, античного военного корабля, направлявшегося к месту последнего сражения с Октавианом. После победы он окрестил себя Августом.

Все в камере было отделано золотом. Моя мать хотела прибрать к рукам все что могла, хотела украсть как можно больше. Время летело, расстояние между нами неуклонно росло. Мне захотелось выбежать из комнаты и броситься за ней вдогонку.

– Инес, тебе предстоит большая работа, – сказал Tío Рикардо, проницательно наблюдая за мной и угадав мои мысли. – Лучше начать немедленно.

К концу дня у меня с трудом сгибались пальцы на правой руке. Они затекли и болели, но я вполне гордилась своими успехами в изображении погребальной камеры. Я добрела до своей комнаты, вся в пыли, грязная, с затуманенными глазами, слишком уставшая, чтобы есть. Поставила зажженную свечу на стопку книг рядом со спальным мешком и сразу же направилась к умывальному тазу. Вымыла лицо, шею и руки и упала на одеяла, поклявшись не двигаться в течение нескольких часов.

Это продолжалось всего мгновение.

Тугой узел тревоги скрутился у меня в животе. Я вскочила и прошлась по комнате, размахивая руками от волнения. Я не могла поверить, что дядя разрешил мне остаться, несмотря на мое предательство. Отчаянное желание все исправить почти душило меня. Мне нужно было чем-то заняться. Чем угодно, лишь бы отвлечься. Я подумала о том, чтобы пойти к Уиту, но заставила себя остаться в комнате.

Я больше не могла пойти к нему.

Я обвела взглядом комнату, и мой взгляд упал на письмо Tía Лорены, лежащее на крышке ящика. Мне не стоило так трусить из-за него. Что она могла написать такого, что могло бы сравниться с событиями этого дня?

Со стоном я вытащила записку. Я ожидала найти несколько листов, но там было всего две страницы, сложенные как попало. Нахмурившись, я села, щурясь от тусклого освещения, и прочитала первое письмо.

Дорогая Инес,

я даже не знаю, с чего начать. Ты не ответила на мое последнее письмо. Должно быть, оно затерялось в пути. Писать эти слова непросто.

Эльвира пропала.

Я в полном отчаянии. От нее не было никаких сообщений, и полиция ничем не помогла. Возвращайся домой. Умоляю тебя.

Возвращайся.

Лорена.

Следующие несколько секунд прошли как в тумане, слова проплывали у меня перед глазами, бессмысленные и неправильные. Как Эльвира могла пропасть? Моя тетя ошиблась, она… Я сморгнула слезы, вспомнив первое письмо, которое она написала вскоре после моего приезда в Египет. Я бросилась обыскивать свою комнату, раскидывая книги, роясь в своей холщовой сумке, не переставая ругаться. Письма нигде не было. Как я могла быть такой беспечной?

И тут я вспомнила о втором листке, вложенном в конверт. Трясущимися руками я вытащила его и прочитала все до последней строчки.

Инес,

моя сестра никогда бы не поступила так безрассудно, если бы не твое влияние. Я предупреждала, что тайные вылазки в Буэнос-Айрес принесут только неприятности. Теперь она не вернулась домой, и это твоя вина. Мы боимся, что ее похитили, или что похуже.

Если с Эльвирой что-нибудь случится, я никогда тебя не прощу.

Можешь не сомневаться: я навсегда испорчу твою жизнь.

Амаранта

– Проклятье! – закричала я.

– Боже мой! – воскликнул Уит у меня за спиной. – Что, черт возьми, случилось на этот раз?

Я в отчаянии обернулась. Он отдернул занавеску и нахмурился.

– Уит!