Полное собрание историй о привидениях - Монтегю Родс Джеймс

– А как вы полагаете, если разрешить использовать этот узор широкой публике, он пришелся бы ей по нраву? – поинтересовался мистер Дентон.

– Очень сомневаюсь, сэр, – ответил Каттелл, задумчиво теребя бороду. – Очень сомневаюсь. Вряд ли. Он не пришелся по нраву даже тому, кто изготавливал клише, верно, мистер Хиггинс?

– Работа оказалась трудной?

– Да нет, сэр, не в том дело; но художественные натуры – а у нас работают одни художники, сэр, все без исключения, подлинные художники, ничем не хуже тех, кого так обычно принято называть, – склонны испытывать собственные, плохо понятные другим симпатии и антипатии, и это как раз такой случай. Я раз-другой заходил к нему посмотреть, как продвигается работа; крепкие словечки я еще могу понять, он на это горазд, но чего я не пойму, так это отвращения к такой, я бы сказал, милой вещице, – для меня это совершенно непостижимо. Похоже, – добавил мистер Каттелл, в упор глядя на мистера Дентона, – что он в этом узоре учуял какую-то дьявольщину!

– Вот как? И он сам вам об этом сказал? Признаться честно, я не вижу в этом лоскутке решительно ничего зловещего.

– А уж я и подавно, сэр. Я ему, собственно, так и сказал. «Ладно тебе, Гэтвик, – сказал я, – что не так? Откуда такие предрассудки – потому как иного слова я не подберу!» Так ведь нет, он не дал никакого объяснения! Пришлось мне, как вот сейчас, ограничиться пожатием плеч и cui bono[59]. Ну, как бы там ни было, вот что нам нужно доработать.

И они вернулись к обсуждению технических подробностей заказа.

Подбор цветов для изнанки, каймы и узлов из ленты занял больше всего времени, и по ходу дела пришлось многократно пересылать туда и обратно и оригинальный лоскут, и новые образцы. Кроме того, часть августа и сентябрь Дентоны провели за пределами поместья. Поэтому отрез, достаточный для того, чтобы выкроить из него занавески для трех или четырех спален, где их предполагалось повесить, удалось соткать только к октябрю.

В день святых Симона и Иуды тетушка с племянником вернулись в поместье после короткой отлучки и обнаружили, что все готово, – результат их полностью удовлетворил. Новые занавески изумительным образом гармонировали с прочей обстановкой спален. Одеваясь к обеду, мистер Дентон внимательно обозрел свою комнату, где было довольно много ситца, и в очередной раз порадовался счастливому случаю, благодаря которому он в один день сначала позабыл выполнить тетушкино поручение, а потом обрел на диво эффективное средство исправить свою оплошность. За обедом он отметил, что узор замечательно успокаивает, но при этом совсем не банален. А мисс Дентон – кстати, в ее комнате этой ткани не было – всецело с ним согласилась.

На следующее утро за завтраком мистер Дентон внес небольшую оговорку в свои похвалы – впрочем, совсем незначительную.

– Я жалею об одном, – сказал он. – Зря мы позволили соединить вертикальные полосы в верхней точке. Мне кажется, без этого было бы лучше.

– Вот как? – с любопытством произнесла тетушка.

– Да: вчера вечером я читал в постели, и мой взгляд то и дело на них отвлекался. Я имею в виду, что время от времени невольно на них посматривал. Создавалось впечатление, будто кто-то неотрывно глазеет на меня из-за занавесок, причем оттуда, где нет никаких кромок, и мне сдается, это оттого, что наверху все полосы сходятся. Кроме этого, меня ничего не тревожило, разве что ветер.

– Что ты говоришь? Мне показалось, ночь была безветренной.

– Возможно, его было слышно только с моей стороны дома, но ветер дул, даже качал занавески и шелестел ими; было довольно неприятно.

В тот вечер к ним приехал погостить холостой друг Джеймса Дентона, его поместили в спальне на одном этаже с хозяином, только находившейся в самом конце длинного коридора, который разделяла посредине красная, обитая сукном дверь, защищавшая от шума и сквозняков.

После ужина все разошлись. Мисс Дентон удалилась первой, мужчины засиделись до одиннадцати. Спать Джеймсу Дентону еще не хотелось, и он, устроившись в кресле, некоторое время читал. Незаметно для себя он задремал, затем проснулся и вдруг вспомнил, что его коричневый спаниель, которого он обычно забирал на ночь к себе в спальню, на этот раз не поднялся с ним наверх. Потом мистер Дентон решил, что ошибся, поскольку, шевельнув рукой, перекинутой через подлокотник кресла, почувствовал прикосновение шерсти к своей ладони в нескольких дюймах над полом; тогда он вытянул руку, погладил и потрепал ею что-то округлое. Однако непривычное ощущение и полная неподвижность вместо привычного ерзанья заставили его скосить взгляд вниз. То, до чего он дотрагивался, поднялось ему навстречу. Оно, судя по всему, приползло на животе, и то была, как он вспоминал позднее, человеческая фигура. Вот только различить черты лица, которое маячило всего в нескольких дюймах от его собственного, оказалось невозможно, – видны были лишь волосы. Фигура не имела определенной формы, однако от нее исходила угроза настолько зловещая, что мистер Дентон вскочил с кресла и опрометью кинулся прочь из комнаты – слыша при этом, как стонет от страха, – и поступил он, без сомнения, весьма благоразумно. С разбегу он налетел на обитую сукном дверь, делившую коридор на две части, и, забыв, что она открывается в его сторону, заколотил в нее изо всех сил – и тут вдруг почувствовал, как что-то мягко и бессильно когтит ему спину, причем все сильнее и сильнее, и что неведомая рука – а может, и нечто похуже руки – обретает плоть по мере того, как гнев его преследователя нарастает. Тут он вспомнил, что́ следует сделать с дверью, распахнул ее, захлопнул за собой, влетел в комнату друга – и большего нам знать не обязательно.

Любопытно, что за все время с момента приобретения дневника Пойнтера Джеймс Дентон ни разу не задался вопросом, откуда в нем взялся этот лоскут ткани. Да, дневник он прочитал от корки до корки, но не обнаружил там никаких упоминаний на сей счет, после чего пришел к выводу, что сказать про этот лоскут попросту нечего. Однако, уезжая из поместья Рендком (и пока еще не ведая, навсегда или нет), – на чем он, естественно, настоял на следующий день после пережитого им ужаса, который я попытался облечь в слова, – он забрал дневник с собой. В домике на побережье он уже более тщательно изучил ту часть книги, к которой был приколот лоскут. Оказалось, что все его изначальные подозрения – а он их прекрасно помнил – были совершенно справедливы. Две-три страницы