Красный бубен - Олег Владимирович Попов

– Ладно, попробуем тебе поверить. Но будем проверять. – Лиля Викторовна повернулась и пошла к костру, на ходу сунув трусики в карман.

Вот так Дроздов стал мужчиной. С той поры прошло много лет, столько женщин у него было, что он всех и не помнил. А Лилю Викторовну, вожатую из пионерлагеря, помнил…

2

«Что это там такое светится?» Он решил еще немного спуститься, когда в наушниках раздался голос Иншакова:

– Дроздов?!

– Я, товарищ полковник!

– Ты, ты… Сволочь! Отлетался, Дроздов! Будешь теперь киоски охранять, мастурбатор!

– Не понял, товарищ полковник. – Гриша понял: Иншаков знает, чем он занимался с его женой.

– Я знал! Я знал, что ты с женами своих же товарищей трахаешься! Я глаза на это закрывал, дурак старый! Думал, ты сам поймешь! А ты вон каким оказался! С моей женой!

– Это неправда!

– Молчать! Завтра подашь рапорт! Вся армия узнает, что тебя уволили за кобелизм и онанизм! Нашли мы твою манду пластмассовую на батарейках! Усек?! Российские летчики не дрочат! Все! Конец связи. – Иншаков отключился.

Он все-таки не уберегся. Завтра его уволят и ни в какую гражданскую авиацию не возьмут. Иншаков уж постарается. И совсем скоро ему заступать на пост у киоска. Нет! Лучше смерть!

Григорий надавил на штурвал, и самолет устремился к земле.

Глава тринадцатая

Железная бабочка

Что-то сломалось в моторе моего самолета.

Антуан де Сент-Экзюпери. Маленький принц

1

– Вот, – сказал Абатуров, – досточку принес. Мы ее тебе сейчас привяжем, и будет все нормально… Ну… не сразу, конечно… – Он заметил, что у Лени поменялись глаза. Какие-то они стали другие.

– Погодите! Нет времени! – почти крикнул Скрепкин. – Потом!

– Когда потом-то? – Абатуров подошел с доской. – Нога у тебя переломана, дурила! Если к ней палку не привязать, кости в разные стороны разъедутся.

– Да хрен с ними, с костями! Нет, говорю, времени больше! Бежать надо!

– Куда бежать? – Абатуров оперся на доску. – К вампирам в лапы? Ты, Леня, видать, когда с лесенки падал, маленько тронулся!

– Говорю же русским языком: не осталось у нас времени! – заорал Леня. – Сейчас самолет упадет сюда!

И тут все услышали нарастающий гул.

– В подвал! – закричал Леня. – Все в подвал! Быстро!

Мешалкин и Абатуров подхватили Скрепкина и потащили к подвалу.

– Шкатулка где?! – крикнул дед. – Шкатулку взяли?!

– У меня она, в штанах! – ответил Юра.

Ирина подобрала автомат с расплющенным прикладом и побежала за остальными.

Крыло самолета срезало церковь почти до основания, как нож грибника срезает под самый корень красавец-гриб. Самолет взорвался.

Посыпались кирпичи, обломки перекрытий, известка… Где-то рядом упал и раскололся надвое колокол. Рухнул кусок стены. Но никого не задел.

Абатуров перекрестился.

– Спасибо Тебе, Господи, что не оставил нас в тяжелую минуту и прикрыл своими милосердными руками от лютой смерти! – забормотал он.

Не успел дед договорить, как сквозь еще не осевшую пыль и копоть со всех сторон полезли вампиры. Абатуров схватил чудотворную икону и направил на монстров.

– Помоги, Господи!

Светлый луч вырвался из нее и прожег в животе упыря дыру.

– Ха-ха-ха! – захохотал Абатуров, как сумасшедший. – На́ тебе! Гадина червивая!

Ударил автомат.

– Береги патроны, Иринка! – закричал дед.

Из-под обломков торчал угол иконы Ильи-пророка. Мешалкин вытащил икону, стряхнул пыль и направил ее лик на врага. Икона засияла.

Монстры вспыхивали и падали. Лучи икон то перекрещивались, то вновь расходились в темном небе, как лучи прожекторов. Десятки упырей выбывали. Но их место занимали новые.

Леня пополз. Он должен – во что бы то ни стало! – доползти. Иначе…

Скрепкин подполз к Мешалкину сзади, вытащил у него из карман шкатулку, сунул себе за пазуху и пополз назад. Юра не заметил. И слава Богу! Объяснять времени не было.

Он полз по обломкам кирпичей к колодцу. До него было всего ничего, но то, что идущему – близко, ползущему – далеко!

Кто-то схватил его за шиворот и потащил. Горло сдавил воротник рубахи…

2

Сухофрукт видел, как самолет Дроздова врезался в землю и взорвался. Петр был в шоке. Минуту назад они разговаривали… И вдруг ни с того ни с сего такой классный летчик, наверное самый лучший в их пятерке, падает вниз, как камень… Петро снова попытался связаться с землей. Ответа не было.

Он полетел назад.

«Что же я делаю? Я не доложил о гибели товарища… не осмотрел места происшествия… как последний трус… вернусь и буду мямлить, что ничего не видел, ничего не знаю…»

Петро развернул самолет и полетел обратно, к месту падения.

«И чего я испугался? – сказал он себе. – Самое страшное – потерять контроль!»

Петро вспомнил, как учился в Прибалтике в летном училище и как однажды возвращался ночью из самоволки. Чтобы срезать, пошел напрямик через кладбище. А чего ж не пойти? Он же не мракобес, а советский летчик. Но что-то внутри подсказывало – не ходи, не надо. Тогда он был еще пацан и не обращал внимания на внутренние голоса. Это с годами начинаешь к ним прислушиваться и понимать, что звучат они не просто так… Петро перемахнул через ограду и спрыгнул на могильную плиту. Чуть не упал, ухватился за крест. И пошел по дорожке. Было очень темно. Ухнула сова. Он вспомнил, как дедушка рассказывал, что совы говорят на языке мертвых. Мало ли что говорил малограмотный старик? Малограмотному байки заменяют книжки. Снова ухнула сова. Все-таки что-то в этом было. Вдруг он увидел белую фигуру. Внутри похолодело, как будто он проглотил целый брикет мороженого. Он остановился. Внутренний голос велел ему повернуться и бежать, что есть духу. Но другой голос сказал: «Не ссы! Это идет по кладбищу такой же, как ты… человек. Просто идет по кладбищу…» Сухофрукт собрал силу воли в кулак и двинулся дальше. Белая фигура как будто плыла над землей. Петро разглядел, что это женщина, и успокоился.

– Здравствуйте! – сказал он.

– Зра-а-аству-у-уйте. – Женщина говорила с акцентом.

– Вы не боитесь ночью ходить по кладбищу? – Петро вытащил сигареты.

– Я – нет. А вы?

– И я нет. А давайте я вас провожу на всякий случай, а то все-таки ночь, а вы одна.

– Если вы не боитесь и если вы честный кавалер, то я согласна.

«Голос приятный». Он чиркнул спичкой. Лицо незнакомки произвело впечатление. Правильный нос, пухлые губы, высокий лоб, большие глаза.

– Прошу! – Петро выставил руку кренделем.

Девушка просунула свою.

– Вы замерзли… У вас рука холодная.

– Я всегда немножко такая прохладная.

– Это очень даже хорошо. Мне такие нравятся. Вас как зовут?

– Меня – Яна Вишняускайте. А вас?

– А меня – Петро Сухофрукт.

– Какая у вас смешная фамилия, извините.

– У вас тоже ничего.

Они дошли до пересечения аллей.

– Ну, – Яна высвободила руку, – мне теперь немножко налево… Спасибо вам за внимание.

– Как же налево? – удивился Петро. – Выход с кладбища прямо, а не налево. Нам прямо надо.

– Нет-нет. Это вам прямо надо, а мне немножко налево. Если захотите, мы с вами еще встретимся завтра. Приходите сюда, как стемнеет, мы немножко погуляем.

– Приду обязательно… Только почему вам налево-то?.. У вас что там, извините, родные похоронены?

– Да-да. Что-то наподобие. – Она шагнула в темноту.

Петро так и остался стоять.

– Значит, когда стемнеет?! – крикнул он вслед.

– Завтра… – Голос шел как будто откуда-то снизу.

«Ушла…Ну и ладно. На сегодня хватит».

На следующий день Петро сидел в столовой с Жилинасом. Жилинас был из местных. Он вырос в этом городке и поступил здесь же в летное училище. Ели гуляш с картошкой. Гуляш был недосоленный и без перца. Петро потряс перечницу над мясом, но из нее не посыпалось.

– Жилинас, скажи своим, чтоб насыпали.

Жилинасу, как местному, не отказывали. Прибалты на просьбы русских реагировали не очень. Летчики частенько действовали через Жилинаса.

– Вишняускас! – крикнул Жилинас в кухню. Из окошка раздачи выглянул повар в белом колпаке и с половником в руке. – Давай перец!

Повар исчез в окошке. Оттуда вылетел пакетик перца и упал на стол.

– Кидают перец, как собакам!

– Да нет. – Жилинас махнул ладонью. – Вишняускас маленько неразговорчивый.

– Дочки у него нет случайно? – Петро густо посыпал мясо.

– Да… была дочка, но утопилась в озере из-за парня.

– Ну?! – Сухофрукт что-то почувствовал. – А как ее