Красный бубен - Олег Владимирович Попов

– Добро.

Что-то на земле то ли светилось, то ли горело – с такой высоты разобрать было сложно.

– Петро! Прием! – (Сухофрукт молчал.) – Петро! Как слышно меня?! Прием.

«Что-то не так, – подумал Дроздов. – Разберемся».

Глава десятая

Есть люди… и страны…

Я Эль Койот! Кто против меня, тот покойник!

Майн Рид. Всадник без головы

1

Кончились патроны. Коновалов понял, что пропал. Отчаянно не хотелось умирать, но еще больше не хотелось превращаться в гада с зубами. После всего, что он сделал, он попадет в ад, потеряет душу и станет таким же кровососом, как Колчан. Монстры окружили его, и один подошел уже настолько близко, что Мишка достал до него прикладом.

Он размахнулся, и тут мир остановился. Мишка застыл с поднятым над головой автоматом, но котелок у него при этом варил. И все вокруг застыло, как на картине «Оборона Севастополя». Мишка – как матросы на этой картине, а монстры – как фашисты. Только матрос стоял, а Мишка лежал.

Из церкви вышел Илья-пророк, спустился по ступенькам, протиснулся между монстрами, подошел к Мишке.

– Мишка, – сказал святой неземным голосом, – у тебя в правом кармане лежит пилюля, которая поможет тебе. Только ты поторопись… – И пошел обратно. У порога он остановился и вздохнул. – Не устоит храм-то… Не устоит… Но вера устоит… – Святой перекрестил Мишку и скрылся в проеме.

Тут же все задвигалось опять. Автомат опустился на голову наклонившегося к нему упыря и снес ее. Мишка сунул руку в карман, нащупал там какой-то цилиндрик. Вытащил. На ладони лежала серебряная пуля. «Слава Богу! Теперь все будет нормально!» Мишка отбил прикладом упыря, сунул пулю в рот и проглотил. «Успел…»

Со всех сторон в него вонзились бесовские клыки.

2

Ветер ворошил волосы. Мотоцикл с ревом летел вперед, пожирая километры гладкой заграничной автострады. По обочинам мелькали пальмы, кактусы и пирамидальные тополя. В коляске сидела Забина. В темных очках, в короткой кожаной юбке и красной косынке. Мишка показал ей большой палец и спросил по-немецки:

– Гут?

Забина тоже показала большой палец:

– Йа! Йа! Зер гут!

Мишка увидел впереди дорожный знак «Нож-вилка». В животе заурчало.

– О! – сказал он. – Эссен! Вир эссен зих?

– Йа! Йа! Их мехте эссен! – Забина закивала. – Натурлих! Зер эссен!

У Мишки встал.

– «Натурлих». «Конечно», по-нашему, – перевел он.

– Ко-онэшно-о. – Немка заулыбалась.

– Йа! Йа! Ты все равно по-своему лучше говори, мне так больше нравится.

– Йа! Йа! Их либе дих!

– Вундерба. – Мишка почувствовал в штанах такое напряжение, что стало неудобно сидеть на мотоцикле. – Их либе дих тоже!.. Слышишь? Тоже их либе! – Немецкий язык и немецкий акцент действовали на него, как валерьянка на кота.

– Мьишька! Мьишька! – Забина показала пальцем. – Дер гроссишен бассейн! Фу! – Она помахала на себя ладошкой.

– Йа! Йа! Жарко! – Мишка свернул с дороги на пляж.

По морю плавали яхты, парусники и серфингисты на досках. Он пристегнул мотоцикл цепочкой к пальме. Рядом упал кокос. На пальме сидела красножопая обезьяна.

– Эй, баунти! Кидай еще!

Обезьяна оторвала орех и кинула. Мишка поймал.

– Данке шон, мартышкин! Ауфидерзейн!

Забина сидела в коляске, жмурясь.

– Битте, фрау! – Мишка поставил орех на коляску.

Забина захлопала в ладоши:

– Их мехте дранк битте! – Она пощелкала пальцем по горлу, как научил ее Мишка.

– Момент! – Мишка вытащил монтировку и врезал по ореху. Орех раскололся, брызнул, как в рекламе, прозрачный сок. Он ловко перевернул половинки донышками вниз и протянул одну Забине. – За гроссиш либер! Гут?

– Гут!

Они чокнулись и выпили.

– Шон! – Забина облизнула губы.

Мишка ножиком срезал мякоть.

– На, поешь… эссен для аппетита… фюр аппетит… Яволь?

Немка приняла угощение.

– Пошли купаться… Ком цу мир дер ватер… – Он снял футболку.

– Мьишька, ду бист шон унд крафт менш. – Она потрогала его мускулы, провела рукой по волосам на груди и застонала.

У Мишки встал так, что на плавках чуть не лопнула резинка. Забина схватила его за выпуклость.

– Штейт ауф. – Мишка посмотрел по сторонам. Недалеко сидели отдыхающие. Он отвел руку Забины и показал на них. – Алес.

Держась за руки, побежали к воде.

Забина зашла по колено и поежилась. Мишка разбежался и нырнул. Он поплыл под водой с открытыми глазами. Вода такая прозрачная, видно каждый камешек. Резвились красивые рыбы, ползали красные крабы. Мишка ухватил за панцирь морскую черепаху и представил, как он эффектно сейчас вынырнет на ней. Так и вышло. Забина завизжала. Он усадил немку на черепаху и покатал вдоль берега. Потом они отпустили морское животное и немного поплавали. Мишка нырял вокруг Забины, хватал ее под водой за пятки и шутил, стягивая с нее трусы. Мимо на водном мотоцикле промчался какой-то пижон. Мишке тоже захотелось покататься на такой хреновине.

Рядом с водными мотоциклами сидел мужик в кепке козырьком назад.

– Гутен морген! Шпрехен зи дойч? – спросил Мишка.

Мужик приподнял темные очки.

Мишка почесал подбородок.

Мужик понял, что перед ним не лох.

– Их шпрехен, – повторил Мишка. – Шпрехен зи?

– Яволь, – ответил мужик и повернул кепку козырьком вперед. – Руссиш?

– Ну. – Мишка кивнул.

– Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! Так бы сразу и сказал! А я подумал, чего это немчура позиционируется?

– Так ты русский, что ль? – удивился Мишка. – А хрен ли ты в Монако делаешь?

– Бизнес!

– Сколько стоит покататься?

– Катайся сколько влезет – бесплатно! Со своих денег не беру!

– Спасибо, брат! Откуда сам?

– Из Моршанска.

– Так мы, выходит, земляки в квадрате! Я из Красного Бубна!

– Да ну?!

– Вот тебе и ну!

– Тогда все! Вечером в бар. Угощаю!

– Гут! Миша. – Он протянул руку. – Коновалов.

– Лева Пахмутов.

Мишка выбрал самый мощный мотоцикл.

– Земляк мой, – объяснил он Забине, – говорит: катайся сколько хочешь. И денег я с тебя не возьму. Мотороллер фри мани фюр руссиш бразерс. Ферштеен зи зих?

– Йа! Йа!

Забина прижалась упругой грудью к его широкой спине и положила ему голову на плечо. Ее золотистые волосы свесились на Мишкин живот.

– Айн, цвайн, драйн! – Мишка выжал газ, и водный мотоцикл рванул вперед, оставляя после себя белую борозду из пены и пузырей.

– Йо-хо-хо! – кричал Мишка.

– Мьишька! Мьишька! Шнель! Шнель!

Чайки кружили над ними. Веселые дельфины прыгали за и перед мотоциклом, сверкая блестящими мокрыми боками, показывая свои плавники, носы и животы.

– Вундерба! – хохотал Мишка.

– Зеер шон! – кричала Забина.

Накатавшись, они выпили по стакану рома с пепси и уединились в банановых зарослях. Там было так красиво, что Мишка прифигел. Летали гигантские бабочки и длинноносые колибри, разноцветные попугаи говорили по-немецки. Мишка целовал и ласкал Забину, Забина целовала и ласкала Мишку. Все было как в кино. Немного мешали мартышки. Они и сами занимались на деревьях тем же. Мишку это сначала раздражало, но потом он подумал: любой бы на месте мартышек занимался тем же.

Вечером пошли в бар. Лева уже ждал. Они сели за стол из большой бочки.

– Меня по свету побросало, всякого попил, но лучше русской водки ничего нет. – Лева поднял фужер. – За Россию! Живем тяжело, потому что мы народ-богоносец. А ноша эта трудная, но… почетная. И мы наш крест на американский не поменяем!

Забина пригубила и поставила фужер.

– Э! Нет! – замотал головой Лева. – Это не по-русски! До дна!

Забина посмотрела на Мишку. Мишка кивнул: «Выпей, а то обидишь хорошего человека». Забина пожала плечами и мелкими глоточками стала пить водку. Мишка зацепил на вилку пельмень с креветкой и держал наготове, чтобы его невеста сразу смогла закусить. Лева налил пепси.

– Закуси. – Мишка поднес пельмень. – Выпил-закусил. Дранк унд эссен! Ферштеен зи зих?

Забина вцепилась в пельмень зубами и кивнула, одновременно жуя.

– Вот это по-нашему! – Лева протянул ей пепси-колу. – Запей.

– Водка унд селедка, – сказала Забина, отдышавшись.

– Натурлих, – согласились мужчины.

Бамбуковые шторы зашелестели, в бар вошли три мексиканца в сомбреро и костюмах с бахромой. Сразу стало тихо. Было слышно, как бармен трет полотенцем внутри стакана.

Мексиканцы по бокам были рослые и широкоплечие. А в