Полное собрание историй о привидениях - Монтегю Родс Джеймс

И правда, мистер Боумен сопровождал нас в наших поисках и, несомненно, искренне желал услужить, однако сколь-нибудь значительной помощи он, боюсь, не оказал. Видимо, он ожидал, что, прочесывая окрестности, мы наткнемся либо на самого дядю Генри, либо на виновника его исчезновения, а посему то и дело останавливался, смотрел вдаль, прикрыв глаза ладонью, окликал нас и указывал тростью на скот и работников в поле. Кроме того, он обстоятельно беседовал со встречными старухами, строго и сурово их расспрашивал и всякий раз, нагоняя нас, говорил:

– Увы, она не имеет касательства к этой печальной истории. Уж поверьте, сэр, искать тут разгадку – дело пустое, разве что она что-то недоговаривает.

Как и было сказано в самом начале, сколь-нибудь заметного результата мы не добились; люди с Боу-стрит отбыли то ли в Лондон, то ли куда еще.

Вечер я провел в компании торгового агента, смекалистого малого. Он осведомлен о происходящем и, хотя несколько дней странствовал по округе, не заметил никаких подозрительных личностей – бродяг, беглых матросов или цыган. Зато без устали рассказывал о столичном балагане «Панч и Джуди», представление которого посмотрел днем на ярмарке в городке У., и советовал ни в коем случае не пропустить сие зрелище, если балаган доедет сюда, мол, там лучшие Панч и пес Тоби, каких он только видел. Эти собачки – последнее новшество. Сам я видел такую лишь однажды, но вскоре они будут во всех балаганах.

Ты спросишь, зачем я все это пишу? Я вынужден, поскольку с этим связана еще одна нелепая безделица (как ты, конечно, скажешь), которую мое взбудораженное воображение – и, возможно, ничего более – требует изложить на бумаге. То, что я собираюсь поведать, – это всего лишь сон, сэр, самый, надо заметить, странный в моей жизни. Вызван ли он чем-то помимо болтовни торгового агента и исчезновения дяди Генри? Судить, повторюсь, тебе. Я сейчас не вполне способен мыслить хладнокровно и беспристрастно.

Начался он с того, что передо мной будто раздвинули занавес и я очутился в незнакомом месте (то ли в зале, то ли на площади) среди немногочисленных зрителей. Я никого из них не узнал – да и, сказать по правде, не особенно к ним приглядывался. Помню только, что все эти люди не произносили ни слова, а с бледными и серьезными лицами неотрывно смотрели вперед. Там расположился балаган Панча и Джуди. От обычного он отличался, пожалуй, несколько бо́льшими размерами и нарисованными на желто-красном фоне черными фигурками. Сам балаган был погружен в темноту, на сцену же падал довольно яркий свет. Я напряженно ожидал, что вот-вот загудят дудки и раздастся знакомый клич: «Тра-та-та-та!», но вместо этого где-то сзади оглушительно (иного слова не подберу) прозвонил колокол. Маленький занавес взметнулся вверх, и представление началось.

Кажется, когда-то некий автор пытался сделать из сценок Панча театральную трагедию. Так вот, этот спектакль идеально соответствовал его замыслу. В главном персонаже проявилось нечто сатанинское. Он расправлялся со своими жертвами по-разному: одних поджидал в засаде, и его ужасная физиономия (еще и изжелта-бледная), высовывавшаяся из-за кулис, напоминала вампира с отталкивающей картины Фюзели; с другими поначалу вел себя учтиво и подобострастно – особенно с незадачливым чужестранцем, который бормотал: «Шалабала». Впрочем, я не мог разобрать и что говорил сам Панч, лишь каждый раз с содроганием ожидал смертельной развязки. Стук дубинки по головам, который в обычных обстоятельствах меня забавляет, здесь звучал так, будто проламывались черепа; жертвы падали и содрогались в конвульсиях. Младенец же (далее мой рассказ покажется еще более невероятным) определенно был самым настоящим. Ему Панч свернул шею, и предсмертный хрип или писк прозвучал более чем правдоподобно.

С каждым новым преступлением в балагане становилось все темнее. Последняя расправа свершилась почти в полном мраке, так что жертву я не видел и не сразу понял, что все кончено. Какое-то время со сцены доносились тяжелое дыхание и жуткие глухие звуки, после чего Панч вышел вперед, уселся на край помоста, обмахнулся рукой и поглядел на свои туфли, залитые кровью. Затем, свесив голову набок, хихикнул столь злорадно, что зрители в ужасе закрыли ладонями лица, и мне захотелось сделать то же самое. Между тем декорации сменились, и теперь это был не привычный фасад дома, но нечто более претенциозное: рощица на невысоком холме, освещенная очень реалистичной (я бы даже сказал, настоящей) луной. Из-за холма медленно восстала некая фигура, которая вскоре приобрела очертания человека с чем-то странным вокруг головы – чем именно, я не разглядел. Фигура начала ползком подкрадываться к Панчу, сидевшему к ней спиной. Надо заметить, что к этому моменту происходящее напрочь перестало походить на кукольное представление (хотя тогда я этого не осознавал). Да, Панч все еще был Панчем, но, как и другие, сделался в некотором смысле одушевленным созданием, и оба персонажа двигались теперь сами по себе.

Панч, по-прежнему что-то злобно замышлявший, неожиданно насторожился. Резко обернувшись, он, очевидно, заметил того, кто подобрался к нему почти вплотную. В ужасе Панч схватил дубинку и помчался к роще, еле увернувшись от руки преследователя, бросившегося ему наперерез. Меня охватило невыразимое отвращение, когда я более-менее ясно узрел, что за Панчем гонится некто очень рослый, в черном одеянии с белыми лентами и с белесым мешком на голове.

Не знаю, сколько они так бежали, сначала по лесу, потом вниз по холму, то показываясь на миг-другой, то полностью пропадая из виду. Лишь по невнятным звукам было понятно, что погоня продолжается. Наконец откуда-то слева выбежал изможденный Панч и рухнул среди деревьев. Вскоре там же возник преследователь и принялся оглядываться по сторонам. Заприметив неподвижного Панча, он (зрители видели его со спины) сорвал мешок с головы и набросился на жертву. Наступила темнота.

Раздался протяжный, леденящий душу вопль, и, пробудившись, я увидел, что передо мной, прямо напротив изножья моей кровати, на подоконнике восседает (кто бы ты думал?) огромная сова с распростертыми крылами, похожими на рукава савана. Она свирепо зыркнула на меня желтыми глазами и улетела. Раздался все тот же оглушительный звон колокола (ты наверняка скажешь, что церковного, но мне так не кажется), и я окончательно проснулся.

Все это произошло в последние полчаса. Снова заснуть не представлялось возможным, поэтому я встал, оделся потеплее и пишу этот вздор в первые часы Рождества. Не упустил ли я чего-либо? Ах да! Тоби не было, а на балагане значились имена Кидман и Гэллоп, коих торговый агент определенно не