Полное собрание историй о привидениях - Монтегю Родс Джеймс

точки уже пропали, и, сколько я ни всматривался, они больше не появились. Затем я пережил последний страх той ночи: что-то чиркнуло по моей голой ноге, но оказалось, это просто песик мой вылез из постели и вовсю скачет вокруг, разве что не тявкает, – я понял, что он опять в бодром настроении, забрал его с собой под одеяло и проспал до самого утра!

Утром я повинился перед мамой в том, что пес ночевал у меня в комнате, но она, к моему удивлению, отнеслась к этому спокойно – вопреки всему тому, что говорила прежде.

«Вот как? – сказала она. – Ну, если по-хорошему, тебя следовало бы оставить без завтрака за то, что ты такое творишь у меня за спиной; хотя, право, даже не знаю, ничего дурного-то не случилось, только в следующий раз изволь попросить у меня разрешения, ладно?»

Немного спустя я сказал отцу, что ночью опять кошки шумели.

«Кошки? – повторил он, поглядел на бедную мою мамочку, та кашлянула, а он продолжил: – А! Ну конечно, кошки. Я, кажется, и сам их слышал».

Вообще, утро выдалось странное: все шло вкривь и вкось. Органист слег, младший каноник забыл, что нынче девятнадцатое число и все ожидают услышать «Venite»[60], а потом заместитель органиста заиграл вечерню в миноре; от этого мальчишек-хористов разобрал смех, так что они и петь-то не могли, а когда дошло до исполнения гимна, у солиста от хихиканья пошла носом кровь, и он сунул ноты мне, только я этот гимн не разучивал, а если бы и разучивал, певец из меня был так себе. Пятьдесят лет назад, должен я вам сказать, нравы были грубее, и контртенор, стоявший сзади, так меня ущипнул, что я это навсегда запомнил.

Мы все же как-то дотянули до конца службы, и ни певчие, ни мальчики-хористы не стали дожидаться, когда дежурный каноник (а дежурил мистер Хенсло) придет в ризницу и всех разбранит, вот только он, кажется, так и не пришел: дело в том, что он – впервые в жизни – прочитал во время службы не тот отрывок из Библии и знал это. Как бы то ни было, мы с Эвансом беспрепятственно пробрались на лестницу, про которую я вам рассказывал, залезли наверх и легли на живот: так можно было вытянуть шею, чтобы голова оказалась прямо над старым надгробием, и только мы устроились, как услышали, что тогдашний причетник закрывает железную дверь, ведущую с паперти, и запирает на замок юго-западный вход, а потом и вход через трансепт; и так мы поняли: грядет что-то необычное, и они хотят убедиться, что в церковь не попадет никто из посторонних.

После этого через северный вход вошли настоятель и каноник, а затем я увидел отца и с ним старого Палмера и двоих лучших его работников; Палмер стоял в середине хоров и о чем-то говорил с настоятелем. В руке он сжимал моток веревки, а его подручные – ломы. Вид у всех был обеспокоенный. Некоторое время они проговорили, а потом до меня наконец донеслись слова настоятеля:

«Ладно, Палмер, хватит попусту время тратить. Если вы считаете, что это удовлетворит жителей Саутминстера, я позволяю вам это сделать; но должен заметить, что я еще никогда не слышал столь отъявленного вздора, тем более от здравомыслящего человека вроде вас. Вы согласны со мной, Хенсло?»

Насколько я расслышал, Хенсло ответил что-то вроде:

«Ну право, господин настоятель, разве не учат нас не судить ближнего?»

Настоятель вроде как шмыгнул носом, а потом направился прямиком к захоронению, встал за ним, повернувшись спиной к ограждению, остальные с явной опаской тоже подошли ближе. Хенсло остановился у южного края надгробия, то и дело почесывая подбородок. После этого настоятель заговорил.

«Палмер, – сказал он, – как будет проще – поднять плиту сверху или вынуть одну из боковых?»

Старик Палмер и его подручные засуетились, осмотрели край верхней плиты, простукали южную, восточную и западную боковые стенки, северную же трогать не стали. Хенсло сказал, что лучше попробовать с южной стороны, потому что там светлее и больше свободного места. Тогда мой отец, до сих пор только наблюдавший, зашел с северной стороны, опустился на колени, ощупал плиту возле щели, поднялся, отряхнулся и обратился к настоятелю:

«Я прошу прощения, господин настоятель, но мне кажется, ежели мистер Палмер попробует сдвинуть эту плиту, она отойдет легче других. Как по мне, один из работников может поддеть ее ломом вот через эту щель».

«Ага! Благодарю вас, Уорби, – ответил настоятель. – Весьма дельное предложение. Палмер, скажите своему человеку, чтобы так и поступил».

Работник подошел, засунул лом внутрь и навалился на него, и как раз в тот миг, когда они все склонились над надгробием, а мы, мальчишки, дальше некуда вытянули шеи за край трифория, с западной части хоров донесся оглушительный грохот, словно с лестницы обрушился штабель тяжелых досок. Ну, что тут началось, за минуту не расскажешь. Само собой, поднялась страшная суматоха. Я услышал, как выпала плита, лом полетел на пол, а настоятель воскликнул: «Боже праведный!»

Когда я снова посмотрел вниз, оказалось, что настоятель распростерся на полу, работники улепетывают прочь от хоров, Хенсло спешит на помощь настоятелю, Палмер пытается остановить работников (так он говорил впоследствии), а отец мой сидит на алтарной ступени, спрятав лицо в ладони. Настоятель был страшно рассержен.

«Хенсло, прошу вас впредь смотреть, куда вы идете, – произнес он. – Ну упала досочка – и ладно, а вы все бросились наутек».

Хенсло попытался объяснить, что он просто стоял у другого края надгробия, но это не помогло.

Тут вернулся Палмер и доложил, что найти источник грохота не удалось и ничего вроде бы не падало, а когда настоятель закончил себя ощупывать, все столпились вокруг – все, кроме моего отца, который остался сидеть на месте; кто-то зажег свечу, и собравшиеся заглянули в могилу.

«Ничего, – заявил настоятель. – Что я вам говорил? Погодите! Там что-то есть. Что это? Обрывок нотной бумаги и какой-то драный лоскут – похоже, от платья. И то и другое – явно нынешних времен и никакого интереса не представляют. Надеюсь, что в следующий раз вы не станете пренебрегать советами образованного человека». В общем, он сказал что-то в таком роде, а потом удалился, слегка прихрамывая, через северный вход и напоследок прикрикнул на Палмера за то, что по его вине дверь открыта настежь.

Палмер бросил в ответ: «Прошу прощения, сэр» – и пожал плечами, а Хенсло заметил: «Мне кажется, господин настоятель ошибается. Я точно прикрыл за собой дверь. Он просто слегка расстроен».

Тут