Да родится искра - narsyy

— Ты просишь совета?

— Да. Никто с этим не справится. Никто, — качая головой, ответил Кайни.

Он помолчал немного и снова заговорил:

— Здесь, под землей, лежат кости всех моих предков до четырнадцатого колена. На полях у старой мельницы бегал мальцом и мой отец, и я, и сын мой, и его дети. Так всегда было. Ты пойми, я ведь во всем этом мало соображаю. Этого монаха никто из нас всерьез не воспринял, а ведь он дело говорил. Крассур и его полудурни-сотники ничего не смыслят. Они думают, что это шутки, что все пройдет. Они напиваются каждый день и плевать хотели на то, что будет завтра! Мне страшно, Феор. Пока еще не поздно, мы должны что-то сделать. Нельзя же просто бросить город. Да и куда отступать? В Тучи? А потом? Уходить по льду на Дальний север? Да вот хрен!

Каждое слово Кайни выговаривал с особым тщанием, точно выплевывал, даже ругательства его стали злее и пропитались ядом.

— Закройте ворота. Запретите людям выходить на улицы несколько дней. Обойдите квартал за кварталом, дом за домом и баграми вытаскивайте больных. Жилища, где найдут заразу, заприте и приставьте стражников, обеспечьте кормежку и быт. Всем — всему городу. Ты знаешь, что придется для этого сделать. Затем разошлите вестников по четвертям, накажите не пускать бродяг на порог, а с меняльниками разговаривать из-за тына, потом…

Кайни вздохнул и перестал вышагивать.

— Ох, едва ли они послушаются меня одного. Пойду с утра снова к этому ублюдку просить и требовать, чтоб тебя выпустили.

— Не очень-то хочется садиться с ним за один стол, — скривился Феор.

— Не дури. Если не удержать город сейчас, потом будет не за что бороться. А Аммия останется княгиней без столицы и даже без собственной земли.

Феор угрюмо закивал.

— Даже спрашивать тебя не буду, согласен ты или нет, — жирным пальцем Кайни погрозил Феору, — пойдешь, и всё тут.

— Ладно, ладно. Не отказался бы размять ноги.

— Жди. Может, завтра.

Феор окликнул соляного короля, когда тот, чертыхаясь, уже вылезал из поруба.

— Спасибо, Кайни.

Толстяк не глядя махнул рукой в ответ.

Глухо захлопнулся люк, и Феор вновь остался наедине с крохотным дрожащим огоньком.

***

Тревоги Кайни раздули угли давно ушедших воспоминаний о том, как Феор впервые столкнулся с Белым Поветрием. То было почти тридцать лет назад.

Тогда он, младший сын дворцового вельможи, решил не идти по стезе отца и, выпросив у него немного золота, по уши влез в торговлю. Наняв несколько фургонов, он курсировал между оазисами и великими городами южных просторов: покупал искусно выделанные ткани, драгоценные каменья, зеркала, специи и сбывал это там, где подобный товар был редкостью.

Феор набирался опыта, заводил новые знакомства. Его караваны, где вместо лошадей использовали верблюдов и ишаков, под палящим солнцем ползли по раскаленным пескам и бескрайним пустошам. Они страдали от пылевых бурь и терпели мучительную жажду, когда колодцы на проторенном пути иссыхали, однако каждый прогон приносил огромный барыш, и едва распродав груз, Феор вновь отправлялся в дорогу.

Он был молод и полон сил, а мир вокруг расцветал новой надеждой. Казалось, что невзгоды Ядовитой войны ушли в небытие, и наступал легендарный век Сайяторма, воспетый в Столпах Света и прочих священных писаниях, ибо с каждым годом все дальше простиралась золоченая длань короля Конхана, внука Аддара. Возделывались дикие поля, лес трещал под натиском железного топора, селянам становилось тесно в стенах, а потому на поймах рек одна за одной рождались деревеньки. Проходило несколько лет, и они превращались в крупные полисы.

Народ благоденствовал и воздавал хвалу богам, Теим и Ховеншор купались в роскоши, а рыцарские хоругви теснили чудовищ к безлюдному Плетеному взгорью и прогоняли их, едва те осмеливались показаться у окраин. Но от напасти, что тогда объявилась, не защитил бы ни один доспех.

Феор хорошо запомнил тот день. Его поезд подступал к каменному полукружью Горсаха, раскинувшемуся на двух холмах-близнецах, когда по ясному небу вдруг побежали тучи, и все оно налилось страшной чернотой. Потом Погибель дважды облетела степной простор от горизонта до горизонта и напустился промозглый ветер, разносивший странную беловатую пыль, похожую на мелкую соль. Люди его, оглушенные и потерянные, погнали животных к воротам, боясь, что наместник повелит запереться в ожидании волны порченых. Так и вышло — едва они оказались по ту сторону стен, как ворота с грохотом захлопнулись.

Перепугавшись, горсашане попрятались в глинобитные домишки и не показывали носа несколько дней, но это не помогло. Город продолжало засыпать этим горьковатым, омертвелым прахом, от одного взгляда на который местные хватались за молитвенные четки. Он забивался в дверные щели, залетал в дымовые отверстия, и не было от него спасения.

Феору пришлось выложить половину всей выручки обезумевшему от ужаса хозяину постоялого двора, дабы устроить своих людей и переждать бурю. Тем временем в городе уже появились заболевшие.

Сначала бедняге становилось душно, он кашлял, шея его отекала и синела, как после укуса гюрзы. Потом синева расползалась по всему телу, а вместе с ней набухали и прорывались язвы, заполненные зловонным гноем. Но человек не умирал, а впадал в забытье — он все еще дышал, но более не реагировал на голос, свет и прикосновение. Жизнь в нем отныне поддерживалась не силою благодатного звездного огня, а чем-то иным, темным и нечистым.

Разум больного угасал, он переставал узнавать родных, забывал даже, как брать в руку ложку, и зачем вообще она нужна. Постепенно он обращался в животное. В порченого.

На второй день ветер наконец утих, и прах прибило долгожданным дождем, но избавления это не принесло. Городские ворота вновь распахнулись для лекарей, колдунов, целителей и врачевателей всех мастей — страждущие готовы были расстаться с последними монетами, только бы получить долгожданное лекарство. Но ни настои, ни травы, ни пиявки, ни кровопускания, ни заговоры, ни заклинания, ни ворожба — ничего не помогало. Даже молитвы к грозным божествам не приносили горнякам облегчения.

Недуг оказался заразным — один страдалец мог передать частичку скверны еще троим. Не прошло и недели, как поветрие явилось почти в каждый дом.

Вспомнили про