Курская битва. Коренной перелом в Великой Отечественной войне - Валерий Николаевич Замулин

как говорили тогда, практически «голыми», т. е. с минимальной поддержкой пехоты, следовательно, закреплять их успех было некому. В результате бригады под губительным огнём заранее изготовившегося к отражению их атак противника смогли продвинуться лишь на 4 км, а немецкая артиллерия подбила и сожгла 156 боевых машин[796], т. е. 81,7 % от имевшихся в строю. В историю Сталинградской битвы это событие вошло как бой южнее балки Грачевая, хотя точнее было бы сказать – разгром у балки Грачевая. Через 10 месяцев под Прохоровкой ситуация повторится до деталей, только масштаб трагедии окажется значительно больше, а потери выше.

То, что не один лишь Ротмистров был повинен в таком положении дел, а подавляющая часть советского командования на всех уровнях безграмотно организовывала боевые действия, пытаясь танковыми соединениями решать проблемы других родов войск, отмечал и враг. Вот как оценивал действия советских войск в ходе августовских боёв 1942 г. на сталинградском направлении командир 3-го артполка 3-й мотодивизии полковник фон Ганштейн. «Удерживать оборону нам облегчали и неверные тактические действия противника, – пишет он в одном из штабных документов обобщающего характера. – Вместо того чтобы подождать 2–4 часа, пока он имел бы здесь такое количество танков, которое наши противотанковые средства просто не были бы в состоянии переварить, вместо того, чтобы подготовить атаку планомерно, с артподготовкой, он атаковал теми силами, которые у него были под рукой. Этим и объясняются неимоверные потери его в танках (2.08.1942 г. 3 мд подбила 257 танков).

Советская пехота, безусловно, плохая. Её вообще нельзя заставить двинуться вперед одну, и она нуждается в поддержке танков. В это время пехоту подбрасывали вперед на танках, затем сбрасывали, а танки возвращались обратно. Большое количество алкоголя, так же мало помогало, как и увещевания комиссаров, которые мы наблюдали, но из-за недостатка боеприпасов не могли их уничтожить. …Безусловно… боевая тактика русских танков приспособлена к его плохой пехоте. Русские не прорываются в глубь обороны, например, до огневых позиций артиллерии, а пытаются уничтожить всё живое и всякое оружие на переднем крае, чтобы проложить дорогу своей пехоте.

Фактом является и то, что русское командование стянуло сюда все танки от Москвы и до Сталинграда. Но их производство превосходит прирост экипажей для них. Нами были захвачены танкисты, прошедшие только 6–8 дневную подготовку. Танки также не всегда полностью оснащены»[797].

Строки из этого обзора перекликаются и с распоряжениями представителей Ставки ВГК на Сталинградском фронте. Например, о крайне безответственном отношении к своему делу старшего и высшего звена войск этого фронта свидетельствует распоряжение, отданное Г.К. Жуковым и Г.М. Маленковым по итогам боя частей 1-й гвардейской и 24-й армий 18 сентября 1942 г. у высоты 154.2[798], которая, кстати, была занята и удерживалась до определенного времени, в том числе и 7 тк.

Не скрою, горько читать документ 3 мд. Вдвойне обидно, что эти строки, наполненные внутренним превосходством врага над нашими войсками, к сожалению, справедливы. Поэтому нам, внукам поколения победителей, сегодня не следует уподобляться страусам и пытаться не замечать или замалчивать о тех трагических страницах. Историю надо воспринимать такой, какая она была в действительности, не ретушировать, но и не усиливать темные тона, чтобы на сегодняшнюю жизнь не смотреть в розовых очках.

В сентябре 1942 г., до вывода в резерв, 7 тк на Сталинградском фронте провел ещё два тяжелых боя. И хотя, по утверждению Павла Алексеевича, они были подготовлены значительно лучше, корпус в обоих случаях задачу дня выполнил, тем не менее потери тоже оказались значительными. Так в атаку южнее Самофаловки соединение перешло имея в строю всего 87 танков[799], а после выполнения задачи осталось 11 машин[800]. Похожая ситуация сложилась и южнее Ерзовки, там из 78 бронеединиц, участвовавших в бою, противник подбил и сжёг 64.

Даже перечисленных в выдержке из доклада комкора проблем, которые, очевидно, исходили не только из его штаба, вполне хватает, чтобы понять: донесение особого отдела Сталинградского фронта и подготовленные на П.А. Ротмистрова документы о его якобы вине в обескровливании соединения – элементарный донос. Комиссия Маленкова признала, что действительно в первом бою корпус поставленную задачу не выполнил и при этом понёс очень большие потери. Но сотрудники НКВД и представители Генштаба слали наверх похожие документы с нелицеприятными примерами и из других танковых корпусов, задействованных на этом направлении[801]. Оргвыводы, как было принято после таких расследований, сделали быстро в отношении почти всех комкоров, а Павел Алексеевич в должности остался. Причём некоторые генералы не просто были отстранены от командования, но их перевели с существенным понижением, на бригаду. Судя по имеющимся документам, повлияли на судьбу будущего первого маршала бронетанковых войск следующие обстоятельства. Во-первых, Ставка и Генеральный штаб учли то положение, в котором оказалось командование наступавших войск, и взяли часть ответственности на себя. Во-вторых, сыграл важную роль субъективный фактор. В ходе боёв командование ряда соединений показало свою профессиональную несостоятельность, а отдельные генералы просто пьянствовали, а не решали стоящие перед ними задачи. Так, согласно докладу офицера Генштаба майора Еремина от 10 сентября 1942 г., руководящее звено 4 тк полностью разложилось[802]. Его комиссар, второе по значимости лицо после командира, возил с собой в машине водку ящиками и, как отмечается в документах, систематически напивался до такого состояния, что адъютант и шофёр выносили его из служебной автомашины на руках. Кроме того, он начал сочинять всякого рода героические небылицы о действиях командира корпуса и откровенно врать заместителю Верховного главнокомандующего Г.К. Жукову. Начальник штаба тоже часто «набирался в лёжку» и дни напролёт отсыпался на КП какой-нибудь бригады. «Поддавался пагубному влиянию» и сам комкор, генерал-лейтенант В.А. Мишулин. А в это время боевая работа в корпусе была практически пущена на самотёк. Даже личный приказ командующего 1 гв. А генерал-майора К.С. Москаленко об эвакуации подбитой техники перед передним краем наших войск не был до конца выполнен[803].

Подобное в той или иной степени наблюдалось и в других соединениях, но не в 7 тк. П.А. Ротмистров не допускал такие безобразия, он демонстрировал личную дисциплинированность, собранность и жёстко требовал того же от подчиненных. Поэтому, несмотря на тяжёлое положение, в которое попали его бригады, развала допущено не было: после боёв части и подразделения приводились в порядок, подбитые танки собирались, круглосуточно шёл их ремонт. Обо всем этом было известно проверяющим и, надо полагать, повлияло на решение оставить комкора в должности, несмотря на то что соединение за короткий срок потеряло боеспособность.

6 октября 1942 г. 7 тк выводится из состава Сталинградского фронта в резерв Ставки и по железной дороге направляется в Саратов на доукомплектование техникой и личным составом.

Сильной стороной характера Павла Алексеевича, как и Михаила Ефимовича, было стремление приобретенные в боях новые знания обобщить, выявить основные проблемы, которые мешали действовать более результативно и научить подчинённых справляться с ними. Анализируя опыт применения танковых корпусов на Брянском и Сталинградском фронтах, П.А. Ротмистров писал: «Впервые корпус вступил в бой севернее Сталинграда, по существу, с ходу, даже не зная, где передний край обороны неприятеля, не говоря уже о расположении его противотанковых средств. Это привело к излишним потерям. Однако и в последующих боях, даже имея данные о противнике, основные потери мы несли не во время прорыва переднего края вражеской обороны, а при бое в ее глубине, когда нарушалось взаимодействие танков с артиллерией и пехотой и отсутствовала авиационная поддержка. Беда здесь состояла, прежде всего, в том, что наши артиллеристы из-за неудовлетворительно налаженной разведки или недостатка тяжелых пушек в период короткой огневой подготовки атаки полностью не подавляли противотанковые средства гитлеровцев. Не оказывали в этом им помощи и авиаторы. Прорвав вражескую оборону, танки сразу же наталкивались на мощный огонь артиллерии и танков противника из глубины его обороны, при этом оставались в одиночестве, поскольку гитлеровцы отсекали нашу пехоту пулеметным и минометным огнем, прижимали её к земле непрерывной бомбежкой.

Но надо признать, что в отсутствии надёжной артиллерийской поддержки была доля вины и танкистов. Готовясь к бою, они лишь информировали артиллеристов о своих задачах, а не согласовывали взаимодействие по рубежам, пристрелянным артиллерией, не устанавливали сигналов вызова артиллерийского огня, не поддерживали постоянной связи с командными и наблюдательными пунктами артиллеристов.

Большое внимание на проводимых занятиях нами было уделено вопросам управления войсками в бою, поддержанию постоянной связи