Заметки на полях вахтенного журнала - Ренат Мустафин

– Три литра в сейфе стоит, – поняв, к чему клонит командир дивизии, «честно» признался кавторанг.

Загоревшиеся, было, глаза Прыжова вновь потухли.

– Ну, для того, чтобы на… – Алексей Николаевич прикусил язык, вовремя спохватившись о том, что дал себе слово отвыкать от «палубной» речи, дабы чего не брякнуть на питерском паркете; однако, нашедшись, продолжил, – …бульбениться с горя, тебе вполне хватит. А «Осу» промыть – вряд ли. Ладно, иди, организовывай работы, а я к тебе флагарта пришлю.

– Зачем? – вскинулся Гаврила Иванович. – Нам нервотрёпки и без него хватит.

– Ничего. Пусть побегает, рогатым[40] твоим хвосты накрутит, – давая понять, что решение принято, и разговор на эту тему окончен, ответил комдив. – К тому же, под лежащего флагманского коньяк не течёт!

С тем командир «Дозорного» и убыл.

* * *

В течение нескольких дней и ночей личный состав ракетно-артиллерийской боевой части, посменно, производил работы по вводу ЗРК № 1 в строй. Кисляков, верный своей давнишней привычке всё контролировать самому, принимал доклады о ходе работ каждые четыре часа, периодически самолично спускаясь в пост к ракетчикам. Флагарт тоже «прописался» на корабле и, несмотря на опасения командира, грамотно организовал восстановительные работы, не дёргая никого по пустякам. Вскоре появилась надежда, что личный состав уложится в срок.

И вот, наконец, в четыре утра понедельника в каюту командира поднялись командир БЧ-2 с флагартом и доложили, что работы завершены, сопротивление изоляции в норме. Спустившись вместе с ними в осиный пост, Гаврила Иванович дал добро на запуск. Секунды, тянувшиеся после пуска агрегатов, отняли у Кислякова несколько миллионов нервных клеток.

Наконец, флагарт, лично проверив все параметры комплекса, облегчённо доложил:

– Всё нормально!

– Прекрасно! – выдохнул командир и повернулся к командиру БЧ-2. – Личному составу – отбой. Подъём в семь тридцать. На проворачивании проверить комплекс во всех режимах.

После чего он обратился к флагарту:

– А Вас, Николай Алексеевич, я прошу подняться ко мне для решения организационного вопроса.

Капитан 2 ранга Воронин, зная о привычке Гаврилы Ивановича производить «разбор полётов» непосредственно по окончании мероприятий, лишь пожал плечами. Какая разница, отбиться сейчас или после разбора – лишние полчаса уже никакой рояли не играют…

* * *

– Какой вопрос, Иваныч? – переступая через комингс[41] командирской каюты, поинтересовался флагарт.

– Как какой? Армянский, естественно! – подмигнул ему Кисляков, и, видя недоумённый взгляд офицера, достал из бара бутылку «Васпуракана» и лимон. – Думаю, что можем себе позволить. Заслужили!!!

Он открыл бутылку и по каюте тут же распространился благородный аромат.

– Чтож, я полезных перспектив никогда не супротив! – процитировал Николай Алексеевич, нарезая лимон.

– Ну, за успех нашего безнадёжного дела!

– Будем!!!

Приятное тепло растекалось по пищеводу, снимая напряжение минувших суток.

Памятуя о том, что между «прогревным» и «пристрелочным» должно пройти не более минуты, флагарт налил по второй.

– За наших любимых! – поднял рюмку Воронин.

Закусили лимончиком.

– Чего вдруг пригорюнился, Иваныч? – заметив изменившееся настроение командира, спросил флагарт.

– Да Маруся мне теперь всю плешь проест. В эти выходные с «Осой» провозились, в следующие – «Кумжа»…

Когда теперь до дома доберусь – не знаю.

– А что по поводу квартиры говорят?

– Да пока ничего…

– А ты рапорт на хату написал?

– Нет ещё.

– Так ты напиши! – посоветовал Алексеевич.

– А что? И напишу! Завтра же!!! – пообещал Гаврила. – Ну, за тех, кто в море!

К началу шестого бутылка опустела и флагарт откланялся.

Командир, дав указание дежурному поднять его в семь утра и уточнив, понимает ли тот разницу между терминами «разбудить» и «поднять», стал готовиться ко сну.

«А чего тянуть? – трезво рассудил Кисляков. – Напишу рапорт сейчас, а утром отдам комдиву».

Сказано – сделано! И, поставив подпись под документом, Гаврила уронил голову на подушку и тут же уснул.

* * *

Однако поспать до намеченного часа ему не удалось. В половину седьмого командир был разбужен звонками корабельного колокола и докладом по КГС[42]: «Прибывает командир бригады!»

Пока Гаврила Иванович торопливо натягивал брюки, дверь в каюту отворилась, и он услышал голос капитана 1 ранга Пирогова:

– Спишь, командир? Отдыхай, отдыхай! Мне дежурный уже доложил, что «Осу» в строй ввели.

«Какой там, к чертям… Ни сна, ни отдыха измученной душе!» – мысленно проворчал Кисляков, надевая рубашку. Однако вслух ответил:

– Да я уже встал, товарищ комбриг! Сейчас только в порядок себя приведу.

– Ну-ну…

Открыв дверь спальни, Гаврила увидел, что комбриг, надев очки, читает его неосмотрительно оставленный на столе рапорт.

– Ну, ты даёшь, командир! Долго сочинял? – Да нет, – ответил Кисляков дрогнувшим голосом. – Это я так, для себя написал…

– Какое там «для себя»? Вон тут русским по белому написано: «Командиру войсковой части…» и подпись стоит. А это уже документ, между прочим, – расплылся в улыбке Пирогов. – Пойду-ка я, отдам сей опус начштаба дивизии – пусть возрадуется.

С этими словами комбриг, сунув рапорт в папку, вышел из каюты.

– Товарищ комбриг! Фёдор Александрович! – пытался остановить его Гаврила, но тщетно – лишь три с половиной звонка были ему ответом[43]. Пирогова и след простыл.

«Ну, това-арищ комбриг!» – вспомнил командир фразу из любимого фильма, обдумывая последствия от прочтения его рапорта вышестоящим командованием. Тут же в памяти всплыла ещё одна фраза, авторство которой приписывали самому Феликсу Эдмундовичу: «Если думаешь, говоришь, пишешь и подписываешь – не удивляйся!»

* * *

Наспех побрившись, Кисляков прибыл на борт «Адмирала Михайлова» и поднялся в каюту начальника штаба дивизии.

– Разрешите, Виктор Сергеевич?

– А, пришёл! – капитан 1 ранга Беляков находился в прекраснейшем расположении духа. – Ну, заходи, Пушкин ты наш доморощенный!

– Тут это… – начал, было, Гаврила, заходя в каюту. – Комбриг мой рапорт…

– Ага! Прочитал! Получил неописуемое удовольствие!!! – перебил его начальник штаба.

– А забрать можно? – с надеждой спросил командир «Дозорного».

– Неа!

– Почему?

– А я его комдиву отдал. К нему и обращайся.

Командир дивизии о чём-то увлечённо беседовал с контр-адмиралом Гореликом, угощая его чаем, заваренным по собственному рецепту. Увидев появившуюся в проёме двери фигуру Кислякова, Алексей Николаевич оживился:

– О! Командир! А ну заходи!!! По поводу «Осы» мне комбриг уже доложил. Молодцы!

И, уже обращаясь к гостю, добавил:

– Вот послушай, Василий Николаевич, какие мне командиры рапорта пишут.

И, нацепив на нос очки, стал читать, держа лист на вытянутой руке:

– «Командиру войсковой части…» Слышишь, Вася? Это он! мне!!! пишет. «Рапорт». Тебе, в бытность твою начальником штаба, таких докýментов не писали. Вот слушай:

«Чтоб службу справную нести, хочу квартиру обрести». Хочет он! Квартиру,