Последний шторм войны - Александр Александрович Тамоников

Шелестов его и бросил между двумя кустами. Он взял деревяшку, присмотрелся, на всякий случай проверил пальцем пустоту в нем. Кто знает, вдруг «почта» тут работает в обе стороны. Но в дырке ничего не было. Свернув записку трубочкой, Максим засунул ее в полый кусок дерева и снова положил его на место.

Утро прошло в лагере точно так же, как и вчера. Наблюдение за «почтовым ящиком» велось с трех мест непрерывно. Особенно после завтрака, когда была перемыта вся посуда и Хатынов отправил уборочную бригаду пройтись по прилегающей территории за проволокой. Шелестов с биноклем в руках присоединился к наблюдателям. С крыши мастерской было хорошо видно нужное место. Вот и бригада уборщиков добрела до кустарника напротив вышки номер 3. Ну же… Ну! Вольнонаемные шли без суеты, кто-то подобрал принесенную ветром тряпку… Один из мужчин лопатой подрубил и отбросил в сторону молодой куст. Все они прошли мимо «почтового ящика», никто даже не подошел к кустарнику в этом месте, даже не посмотрел в его сторону. Две женщины в этой группе вообще держались в этот момент ближе к проволоке, о чем-то разговаривая. Вся группа миновала нужный участок и удалилась. Наблюдатели, как и приказывал Шелестов, следили за уборщиками до самых ворот. «Почтовый ящик» мог оказаться не единственным, но ничего подозрительного увидеть не удалось. Ведро с мусором, собранным на улице, забрали и проверили. Ничего!

— Ну? — Хатынов вопросительно посмотрел на Шелестова и, все поняв без слов, развел бессильно руками.

Близилось время обеда. Снова переодевшись в форму сержанта, Шелестов зашел в столовую. Зачем? Он и сам не мог ответить, чего он ждал. Наверное, хотел понаблюдать за Хофером, поразмышлять, знает немец о письме, которое должно было попасть в лагерь, или не знает. Да и ему ли это письмо предназначалось…

Немец двигался в очереди к раздаточному прилавку. Лицо спокойное, равнодушное, на нем выражение полной апатии, как и у многих пленных офицеров. Вот Хофер подошел к прилавку. Глафира Морозова вместе с поваром взялись за большую пустую кастрюлю и унесли ее на кухню. Из другой кастрюли Полина Евстифеева стала наливать щи в тарелки и ставить перед офицерами. Каждый брал миску и двигался дальше. Вот и Хофер. Женщина налила щи в миску, немец взял ее и двинулся дальше. Он получил остальное и направился к столу.

Шелестов наблюдал за немцем, а мысли его метались в голове в поисках ответов, которые приведут к разгадке недавно произошедшего… Черт, что там? Максим насторожился. Оказалось, что пожилой седой немецкий полковник с эмблемами инженерной службы споткнулся и уронил на пол свои миски. Еда разлетелась по полу. Офицеры равнодушно бросили взгляд на несчастного и продолжили есть. За прилавком уже никого не было. Все кастрюли унесли на кухню. И тут со своей лавки поднялся Хофер, он подошел к полковнику, продолжавшему в растерянности топтаться на месте. Щелкнув каблуками, Хофер что-то сказал полковнику, а потом, вежливо взяв того под локоть, пригласил за свой стол, усадив напротив. Шелестов удивился, когда Хофер поставил перед полковником собственную миску со щами, к которой он еще не успел притронуться. Полковник растроганно попытался встать и отказаться, но Хофер его как-то уговорил. Прошла минута, другая, и вдруг немецкий полковник как-то странно напрягся, выронил из руки ложку и схватился за горло. Его лицо посинело, из широко раскрытого рта потекли остатки щей, капуста повисла на нижней губе. Полковник схватился рукой за край стола, а потом как-то беспомощно, боком повалился на пол.

Глава 3

В лагерь под Наро-Фоминском Буторина и Когана привезла полуторка, груженная ящиками из-под овощей. Ехать было неудобно, ящики все время валились на ухабах на голову, на спину. Но забираться в кабину, отправив в кузов сопровождающего, было бы некрасиво. Дело в том, что сопровождающим была румяная старшина с двумя толстыми русыми косами и милейшими ямочками на щеках. И оперативники, посмеиваясь, терпели неудобства. Хотя бы такое, пусть и несколько сомнительное развлечение на фоне рутины проверки лагерей, чтения протоколов допросов, изучения личных дел.

В лагере Буторина и Когана ждал начальник лагеря майор Рубин, извещенный о приезде оперативников из Москвы. Молодцеватый, подтянутый, он вышел встречать гостей в кителе и начищенных до невероятного блеска хромовых сапогах. Вообще-то, щегольским был не только внешний вид Рубина и его аккуратно подстриженных висков и усов. Даже фасад административного здания был старательно побелен в два цвета, а на окнах кабинета виднелись белые крахмальные занавесочки.

— Товарищи, позвольте с дороги предложить вам завтрак, — улыбнулся майор. — У нас завтрак уже прошел, но еда еще теплая, да и согреть недолго. У нас повариха Глаша такие изумительные булочки печет, что многим сразу довоенные деревеньки с бабушками снятся. Поверьте, невыносимо вкусные.

— Нет, давайте отложим эти вопросы до обеденного перерыва, — отмахнулся Буторин. — Вводите нас в курс дела, как ваше хозяйство устроено, как содержатся офицеры. И что дают допросы следователей. Сколько дел отправлено на рассмотрение трибуналов, сколько человек отпущено после проверок.

— В прошлом году выявлены двое предателей, товарищи, — бодро стал рассказывать майор, проводя гостей в здание, — троих забрали в Москву без объяснения. Наверное, разведка к себе взяла. В основном выходят как невиновные.

— Я смотрю, у вас корпуса разделены? — кивнул в окно Коган, когда они пришли в кабинет начальника лагеря и стали снимать шинели. — По какому принципу? Просветите.

Лагерь размещался во дворе бывшего электротехнического завода, эвакуированного на восток в начале войны. Многие здания пострадали от бомбежек, но часть из них восстановили, отремонтировали и обнесли колючей проволокой, устроив фильтрационный лагерь для офицеров Красной Армии, вернувшихся из немецкого плена.

— Принцип простой, — открывая сейф и доставая папки, отозвался Рубин. — Разделили по старшинству. В первом корпусе младшие офицеры, во втором — старшие. Генералов к нам не направляют. В третьем корпусе караульный батальон и гауптвахта.

— Что? — удивился Буторин. — Такая низкая дисциплина в батальоне охраны, что понадобилось устраивать гауптвахту?

— Никак нет, — сразу стал серьезным майор, испугавшись за свою репутацию. — Бойцы у нас сознательные, ситуацию понимают правильно. А вот с переменным составом бывает, что и нужна суровая рука закона и внутреннего распорядка. То зимой, значит, устроили драку с вновь доставленными, что-то там заподозрили в их истории. Под Новый год один старший лейтенант, из бывших фронтовых разведчиков, едва не ушел в «самоволку» за шампанским, как он сказал. Хорошо, заметили…

— Точно за спиртным или сбежать хотел? — сразу же насторожился Коган.

— Совершенно точно установлено. Да и следователи его трясли, как яблоньку. Нет, чист оказался перед совестью