Чужой земли мы не хотим ни пяди! Мог ли Сталин предотвратить Вторую мировую войну? - Леонид Маратович Павлов

Про замечание Бонне об оговорке в статье 3 германо-французского заявления по поводу особых отношений Германии и Франции с третьими государствами, Риббентроп отмечал, что абсолютно неверно, что эта оговорка признает особые отношения Франции с Польшей. Наоборот, в беседах в Берлине и Париже в ходе предварительных переговоров, а также при подписании заявления, была полная ясность того, что оговорка относится к особым дружественным отношениям, существующим между Францией и Англией и между Германией и Италией. В частности, в ходе переговоров 6 декабря 1938 года в Париже стороны по обоюдному согласию подчеркнули уважение взаимных жизненных интересов как предпосылку и основной принцип развития в будущем добрососедских отношений между Францией и Германией. При этом, напоминал Риббентроп, он совершенно определенно указал на Восточную Европу как на сферу германских жизненных интересов, а Бонне подчеркнул тогда, что в позиции французского правительства в восточноевропейских вопросах после мюнхенской конференции произошел принципиальный поворот.

То, что Франция использовала великодушное предложение фюрера Польше от 21 марта по урегулированию вопроса о Данциге, а также несколько своеобразную реакцию на это польского правительства в качестве повода для установления с ним более тесных связей антигерманского характера, прямо противоречат той точке зрения, которую Германия и Франция констатировали в декабре. Эти обязательства характеризуются таким образом, что любое военное вмешательство Польши в случае изменения статус-кво в Данциге явилось бы для Франции поводом к войне на стороне Польши. В отношении этого политического курса французского правительства Риббентроп отмечал следующее:

1. Германия никогда не вмешивалась и не намерена вмешиваться в сферу жизненных интересов Франции, и отвергает вмешательство Франции в сферу своих жизненных интересов. Формирование отношений Германии со своими восточно-европейскими соседями ни в коей мере не затрагивает интересы Франции, а является исконным делом политики Германии. Поэтому германское правительство не считает возможным обсуждать с французским правительством вопросы отношений между Германией и Польшей, или, тем более, признать за Францией право влиять на решение вопросов, связанных с определением будущей судьбы германского города Данциг.

2. На исключительное по своему значению предложение фюрера об урегулировании данцигского вопроса и об окончательной консолидации германо-польских отношений, польское правительство ответило странными угрозами начать войну. В настоящий момент невозможно понять, окажется ли польское правительство благоразумным и пересмотрит ли оно эту своеобразную точку зрения. Однако до тех пор, пока польское правительство занимает такую неразумную позицию, на любое нарушение им территориальной целостности Данцига или на любую несовместимую с престижем Германии провокацию со стороны Польши, германские войска немедленное вступят в Польшу и уничтожат ее армию.

3. Уже упоминавшееся ранее заявление Бонне, означало бы, что Франция признает за Польшей право оказывать военное сопротивление любому изменению статус-кво в Данциге и что, если Германия не потерпит такого насилия над своими интересами, Франция нападет на Германию. Если в этом действительно заключается смысл французской политики, то Риббентроп просит французское правительство учесть, что такие угрозы лишь укрепят решимость фюрера защищать интересы Германии всеми средствами. Фюрер всегда желал взаимопонимания между Германией и Францией, а новую войну между обоими государствами, которые уже не разделяются никакими противоречиями в сфере их жизненных интересов, называл безумием. Если же дела обстоят так, что Франция хочет войны, то в любое время она найдет Германию в полной готовности, но тогда ответственность за такую войну перед своим народом и перед всем миром придется нести исключительно французскому правительству.

«В виду хороших личных отношений, которые сложились у меня с Вами при подписании заявления от 6 декабря 1938 года, – доверительно писал Риббентроп, – я сожалею, что Ваше письмо вынудило меня к такому ответу. Я не отказываюсь от надежды, что разум в конечном итоге все же восторжествует и что французский народ поймет, где его подлинные интересы. Это было бы и для меня лично исполнением самых искренних желаний, ибо вот уже 20 лет я тружусь во имя достижения взаимопонимания между Германией и Францией»532.

Письмо Риббентропа Бонне показывает, что у Германии и Франции есть очень серьезные разногласия и противоречия, вызванные тем, что Франция пыталась поддерживать Польшу и Румынию, а также вступила в едином блоке с Англией в переговоры с Советским правительством по созданию единого фронта, направленного, без сомнения, против Германии и Италии. Подобная политика французского правительства, опасавшегося агрессивных приготовлений и устремлений Германии вблизи своих границ, не могла не насторожить Гитлера. Однако эта политика делала также весьма затруднительными переговоры между Францией и Германией, а достижение положительного для обеих стран, и, следовательно, крайне невыгодного для Советского Союза соглашения между Германией и Францией, в такой обстановке становилось практически невозможным. Кроме того, у Германии и Франции был неразрешенный колониальный вопрос: Германия стремилась вернуть колонии, отнятые у нее по Версальскому договору после Первой мировой войны и переданные под управление Франции, а правительство Франции даже слышать не хотело о том, чтобы их отдавать. Этот вопрос также не способствовал возникновению союзнических отношений, о попытке установления которых постоянно твердили советские историки.

1 июля полпред в США Константин Александрович Уманский встретился с Эдвардом Бенешем – бывшим президентом Чехословацкой республики, который покинул свой пост после того, как в результате сговора в Мюнхене Германия отторгла у Чехословакии Судеты. Бенеш рассказал, что по весьма достоверным сведениям, которыми он располагал, немцы не будут ждать уборки урожая, и после захвата Данцига сразу нанесут удар по Польше. Гитлер рассчитывает, что Англия и Франция будут реагировать не сразу, военные уверены, что Польша принесена в жертву, что, использовав растерянность Англии и Франции и отсутствие договоренности с Советским правительством, операцию можно закончить, максимум, за 3 недели. После этого немцы откроют очередное «мирное» наступление на Англию и Францию, а затем двинутся на юго-восток. Если же Франция и Англия вмешаются, немцы могут предпринять воздушное нападение на Англию533.

У бывшего чехословацкого президента, чью страну растоптала Германия, нанеся еще и ощутимый удар престижу самого Бенеша, не было мотивов помогать тому, кто повинен в катастрофе его страны, то есть, Германии. Поэтому исходящей от него информации можно верить. А сказал он следующее: после решения «польского вопроса», Гитлер в 1939 году не намерен нападать на СССР. До подписания пакта Молотова – Риббентропа оставалось мало времени, и вряд ли Гитлер столь быстро поменял свои планы: такая скоропалительность просто не в характере немцев.

Банальность – история не терпит сослагательного наклонения. Но так хочется иногда пофантазировать: что было бы, если бы… Что было бы, если бы польское правительство в какой-то момент уступило, и согласилось вернуть немецкий, по сути, Данциг Германии и разрешило ей