Колчаковский террор. Большая охота на депутатов - Сергей Станиславович Балмасов

В. Н. Пепеляев

Аналогичную позицию заняла и прокадетская организация «Национальный центр». Ее руководство расценило «самым опасным» взятое Омском обязательство созвать к 1 января 1919 г. Учредительное собрание, в условиях «великой смуты совершенно бессильное и лишь замедлящее восстановление в России порядка и мира»[133].

Но в итоге «правые учредиловцы» въехали в Омск. Возможно, их попросту поймали на тщеславии, предложив занять три из пяти руководящих постов в Директории.

Правые эсеры «самоликвидируют» Учредительное Собрание

В.М. Чернов выдал свою версию, почему имевшие большой политический опыт «правые учредиловцы» сунулись в приготовленную им ловушку. По его словам, они рассчитывали переиграть «омскую реакцию» «тактикой ее обволакивания, перевоспитания» и вовлечения в совместную антибольшевистскую работу[134].

Причем по его же данным, именно правые эсеры пригласили в Директорию Колчака военным и морским министром «как талантливого энергичного человека повелительного склада…, она решила и ему связать руки и обезвредить. Но анекдотический способ одоления реакции привел к результату – реакция «втягивалась» и «обволакивалась», пухла и разрасталась, пока не лопнула «обезвреживающая» ее оболочка. Омский эксперимент кончился жалко и бесславно»[135].

Этот момент будет подробно освещен ниже.

Одновременно правые эсеры «ударили в спину» и Учредительному Собранию. Так, «12 его членов В.Е. Павлов, Е.Е. Лазарев, Д.С. Розенблюм, С.М. Лотошников, В.В. Подвицкий, Н.П. Огановский и другие заявили о своем неподчинении ЦК (эсеровскому – ред.) после сделанного им призыва бороться с реакцией, что показалось им «провокацией», накликивающей гибель России»[136].

Это означало очередной раскол. В ответ ЦК эсеровской партии отозвал своих членов из «Союза возрождения России», демонстрируя готовность полностью порвать с правыми, кадетами, и несогласными в собственных рядах.

В таком ослабленном виде эсеры готовились повторно открыть Учредительное Собрание.

Роспуск Сибирской областной думы

Самым больным для «учредиловцев» моментом в связи с созданием Директории и обещанием созыва Учредительного Собрания 1 января 1919 г. в Омске Учредительного Собрания[137] была ликвидация Сибирской Областной Думы (СОД).

Причем «самороспуск» сибирского парламента, важнейшего инструмента влияния эсеров на востоке России 10 ноября 1918 г. визировал председатель Директории и член Учредительного Собрания Авксентьев[138].

Он пошел на это, «чтобы не оставалось острых поводов к конфликтам»[139].

Роспуск Думы лоббировал крупный бизнес[140], пытавшийся подорвать влияние кооператоров, своих экономических конкурентов, широко там представленных.

В результате правые эсеры своими руками ликвидировали парламент, имевший в своем составе 21 «учредиловца». Причем по данным Мельгунова, «Реалистически мыслящий эсер С.С. Маслов («учредиловец» – ред.) приветствовал роспуск «разнузданного Совдепа СОД»[141].

Однако представляется сомнительным, чтобы он, будучи близок к Чернову, мог так охарактеризовать орган, контролируемый его же однопартийцами.

В любом случае, Дума стала разменной картой в «торговле за власть» правых и эсеров.

Ситуация в Омске осенью 1918 г

Говоря о формировании Директории, рассмотрим сопутствующие этому события.

Репрессии против «учредиловцев» в октябре – ноябре 1918 г

Сентябрьские аресты эсеровских министров и убийство Новоселова не были единичными фактами насилия в отношении связанных с «учредиловцами» лиц. 3 ноября сибиряки арестовали управделами КОМУЧ Я. С. Дворжеца и других видных эсеров. Вероятно, в Омск увезли и «учредиловца» Белозерова[142], задержанного почти одновременно с ними, следы которого далее теряются.

Однако и лидеры правых, включая Гинса и И.А. Михайлова, породившие нетерпимую обстановку, находясь у себя в Омске, сами опасались ареста эсерами[143].

Данные опасения подстегнул Е.Ф. Роговский («учредиловец», претендовавший на руководство МВД Директории). По словам Мельгунова, он вопреки Уфимским договоренностям, доставил в Омск собственное «милицейское» подразделение. Из-за чего-де соглашение, почти достигнутое, вновь расстроилось…[144]»

Причем генерал К.В. Сахаров, один из ненавистников «учредиловцев», заявляет, что если бы Роговский «образовал всюду свою эсеровскую полицию, то власть в стране попала бы опять этой злосчастной партии»[145].

Эсеры же утверждали, что Роговский действовал согласно уфимским и челябинским соглашениям. По их данным, Авксентьев и Зензинов согласились переехать в недружественный им Омск только после получения согласия правых на создание собственной «эсеровской охраны», рассчитывая на ее защиту от «правых».

Однако сибиряки смогли не допустить Роговского к руководству МВД и принудили эсеров сократить его отряд, чтобы он не мог обеспечить её охрану.

Дело «Савинкова № 2» как индикатор омской обстановки

Эсеров-инициаторов события в Омске не вспугнули. Однако это встревожило «учредителей» во главе с Черновым. Так, под влиянием впечатлений посещавших сибирскую столицу коллег он собирал кворум не в Омске, как изначально задумывалось, а в Екатеринбурге. Находясь там, они постоянно ощущали враждебность, «висевшую» в воздухе. Местные офицеры винили эсеров в «развале России и армии», приписывали Чернову неудачи А.Ф. Керенского (в правительстве которого он работал), проложившие большевикам дорогу к власти.

Особенно «правые» не могли ему простить принятия Учредительным Собранием декрета о передаче земли крестьянам.

И эти настроения очень быстро материализовались. 24 октября 1918 г. в Омске исчез видный эсер, «учредиловец» и сподвижник руководителя боевой эсеровской савинковской организации – Борис Моисеенко.

Он с генералом Болдыревым финансировали на средства «иностранных Союзников» антисоветскую подпольную организацию «Союз возрождения России» (СВР), объединившую кадетов и социалистов[146].

О подробностях произошедшего с ним поведал капитан Шемякин[147], начштаба красильниковской бригады[148]. По его версии, он, якобы состоя осенью 1918 г. в РСДРП, поступил к Красильникову по заданию руководства кооператива «Возрождение»[149], благодаря чему и установил-де детали случившегося.

Шемякин утверждал, что Моисеенко похитила контрразведка красильниковского отряда в Омске, руководимая есаулом Сергеем Кудрявцевым (в 1919 г. – подполковник, перешел служить Анненкову) и офицерами капитаном Гернс (он же Герке, в 1918 г. начштаба отряда Красильникова – ред.), Махновым, заведующим хозяйством полка капитаном Марковым и штабс-капитаном Кузьминским.

Якобы они рассчитывали отнять у него деньги как члена правление кооператива «Возрождение» (по другим данным – «учредительскую» кассу, предназначенную для финансирования открытия 1 января 1919 г. Всероссийского парламента в Омске.) А член КОМУЧ «учредитель» С.Н. Николаев писал, что у Моисеенко находились часть из трех миллионов рублей Роговского[150].

По данным «учредиловца» Е.Е. Колосова, «он их хранил при себе, никому не доверяя. До отъезда съездовиков (КОМУЧ – ред.) в Екатеринбург, при решении вопроса о месте их работы, Моисеенко направили в Омск выяснить там обстановку. Деньги – 2.296 млн рублей захватил с собой. Об этом стало известно в Омске»[151].

Вопрос – что заставило его взять с собой столь огромную по тем