Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

ли, чтобы столь незначительные повреждения обернулись потерей более четырнадцати человек, которые были у нас убиты, – это больше всех на флоте, за исключением команд на “Ройял оук” и “Монарх”. Он согласился, что наш огонь, должно быть, был сильнее и значительно более меток».

Словом, остается мало сомнений в том, что Родни не воспользовался плодами победы со всей возможною энергией. Лишь через пять дней после сражения отправили к Сан-Доминго отряд Худа, который захватил в Монском проливе «Ясон» и «Катон», отделившиеся от французского флота до сражения и шедшие к Гаити. Эти два корабля и два малых судна с ними – вот единственные трофеи англичан после победы. Ввиду тех условий, при которых Англия вела войну, такое упущение со стороны Родни немало пятнает его военную репутацию и не позволяет поставить его высоко в плеяде выдающихся адмиралов. Да, он спас Ямайку, но не воспользовался случаем разбить французский флот. Подобно самому де Грассу, он допустил, чтобы непосредственный предмет действий перед глазами заслонил общее военное положение и наиважнейший фактор последнего.

Дабы справедливо оценить последствия ошибки Родни и подлинное значение этого прославленного сражения, нужно перепрыгнуть на год вперед, когда в парламенте шли дебаты об условиях мира в феврале 1783 года. Рассмотрение этих условий тогдашним кабинетом министров было едва ли не всесторонним, но, по сути, дебаты велись больше всего о том, оправдываются ли упомянутые условия относительными военными и финансовыми успехами воюющих сторон или для Англии лучше продолжать войну, чем мириться с принесенными жертвами. Применительно к финансовому положению, мы вправе считать, что, вопреки мрачной картине, нарисованной защитниками мира, тогда все понимали – не хуже, чем теперь, – запасы ресурсов в разных странах. Вопрос же о военной силе был фактически вопросом о морской силе. Министерство доказывало, что во всем британском флоте насчитывалась едва ли сотня линейных кораблей, тогда как численность флотов Франции и Испании вместе доходила до ста сорока кораблей, не говоря уже о голландском флоте. «При такой бросающейся в глаза слабости в сравнении с неприятелем какие надежды на успех могли мы извлечь из опыта последней кампании или из нового распределения наших сил в той кампании, которая последовала бы за нею? В Вест-Индии мы не могли противопоставить более сорока шести кораблей тем сорока, которые в день подписания мира стояли в гавани Кадиса с шестнадцатью тысяч солдат на них, готовые к отплытию в ту часть света, где к ним присоединились бы двенадцать линейных кораблей из Гаваны и десять из Сан-Доминго… Разумно было поэтому предполагать, что кампания в Вест-Индии закончилась бы потерей Ямайки, явного предмета действий той огромной силы»[284].

Без сомнения, эти доводы принадлежат убежденному стороннику конкретной партии и потому требуют существенных исправлений. Точность приведенных сравнительных чисел отрицал лорд Кеппел, член той же партии, недавно вставший во главе Адмиралтейства (он отказался от поста, потому что не одобрял мирного договора[285]). Английским дипломатам и морякам следовало бы к тому времени научиться различать мнимую и реальную силу других флотов при определении их значимости. Ведь насколько отличалась бы оценка положения, морального и материального, от имевшей место в действительности, пожни Родни полные плоды победы, которой он был обязан скорее случаю, чем собственным заслугам, при всей неоспоримости последних!

В письме, опубликованном в 1809 году, – письме анонимном, но есть все основания считать, что оно написано сэром Гилбертом Блейном, флотским врачом, долгое время приближенным к Родни, который постоянно хворал в своем последнем крейсерстве, – утверждается, что адмирал «был невысокого мнения о своей победе 12 апреля 1782 года». Он предпочел бы, чтобы его хвалили и чтили за действия против де Гишена 17 апреля 1780 года, и «смотрел на эту победу слабейшего флота над офицером, какового он почитал лучшим представителей французской морской службы, как на ту, посредством которой он, если бы не ослушались подначальные ему командиры, мог бы стяжать бессмертную славу». Немногие исследователи усомнятся в этой оценке достоинств Родни. Судьба, однако, решила, что его слава будет опираться на сражение, блестящее само по себе, но в котором его личные заслуги наименее заметны, вместо того чтобы наградить успехом там, где он более всего заслуживал. Главный поступок его жизни, в котором соединились подлинная заслуга и серьезный результат, – это уничтожение испанского флота Хуана де Лангары близ мыса Сент-Винсент (Сан-Висенте. – Ред.); ныне битва почти забыта, а между тем в ней Родни выказал себя в высшей степени замечательным моряком, и этот случай достоин сравнения с погоней адмирала Хоука за Конфланом [286]. На протяжении двух с половиной лет после назначения Родни командующим он неоднократно добивался успеха и, как отмечается, взял в плен французского, испанского и голландского адмиралов. «За это время он увеличил британский флот на двенадцать кораблей, взятых у неприятеля, и уничтожил сверх того пять, принадлежавших последнему, причем – это обстоятельство особенно важно – “Виль де Пари” был единственным кораблем первого ранга, взятым в плен и введенным победителем в порт». Несмотря на заслуги Родни, партийный дух, царивший тогда в Англии, проник даже в армию и во флот и привел к его отставке вслед за падением кабинета лорда Норта [287]; преемник адмирала, человек, незнакомый со славою, уже отплыл из Англии, когда на Британские острова поступила весть об одержанной победе. При том упадке и расстройстве в делах, каким страдала Англия, эта весть возбудила восторженное ликование и заставила умолкнуть критиков, намекавших на отчасти предосудительное поведение адмирала. Народ был не в таком настроении, чтобы ругать флотоводца, а при тех преувеличенных представлениях о результатах, какие господствовали в обществе, никто и не подумал об упущенной возможности добить неприятеля. Так продолжалось долго. Даже в 1830 году, когда впервые опубликовали жизнеописание Родни, там утверждалось, что «французский флот был разгромлен в решительной победе 12 апреля и уже не мог оспаривать у Великобритании господство над морями». Такая нелепость была простительна в 1782 году, но не в позднейшие дни спокойного разбора и изучения. Благоприятные для Англии условия мира явились следствием финансовых затруднений Франции, а не ослабления морских сил последней; пусть поборники мира преувеличивали, уверяя, что Англия могла бы потерять Ямайку, но вряд ли она отбила бы силой оружия другие острова, уступленные ей по мирному договору.

Память о де Грассе будет всегда связана с услугами, оказанными им Америке. Его имя, даже больше, чем имя Рошамбо, напоминает о той существенной помощи, которую Франция предоставила молодой республике в период боев, тогда как имя Лафайета напоминает о моральной симпатии, столь своевременно