Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

После сдачи «Виль де Пари» де Грасс сопровождал английский флот и его призы на Ямайку, куда Родни зашел для ремонта, и предстал в качестве пленника на театре предполагавшегося им завоевания. 19 мая он оставил остров, все еще пленником, для следования в Англию. Как морские офицеры, так и английский народ обходились с ним с тем лестным и добрым вниманием, которое естественно проявляется в отношениях победителя к побежденному и которого его личная доблесть, по крайней мере, не была недостойна. Говорят, что он не отказывался порой выйти на балкон своей квартиры в Лондоне, внимая кликам черни в честь доблестного француза. Это прискорбное неумение верно оценить свое положение естественным образом возбуждало негодование его соотечественников, тем более что он был безжалостен и невоздержан в осуждении поведения подчиненных в событиях 12 апреля. «Он выносит свое несчастье, – писал сэр Гилберт Блейн, – с душевным спокойствием, сознавая, как говорит сам, что исполнил свой долг… Он приписывает неудачу не сравнительной слабости своих сил, а постыдному бегству командиров кораблей, которым подавал сигнал собраться вместе и даже кричал, чтобы они держались возле него, но они его покинули»[288].

Подобные слова он произносил всякий раз, обсуждая пагубное для него сражение. В письме с английского флагманского корабля, через день после сражения, он «приписывал бедствие действиям большей части своих командиров. Одни не послушались его сигналов; другие, а именно командиры кораблей “Лангедок” и “Курон”, т. е. передний и задний мателоты, его бросили»[289].

Однако де Грасс не ограничивался только официальными донесениями по этому делу; живя пленником в Лондоне, он издал несколько брошюр на ту же тему и в большом числе разослал их по Европе. Правительство, разумно полагая, что офицер не может так пятнать честь своей корпорации без достаточных оснований, решилось расследовать эту историю и неумолимо наказать всех виновных. Командиров «Лангедока» и «Курона» посадили в тюрьму сразу по прибытии во Францию, а все документы, вахтенные журналы и пр. подверглись пристальному изучению. Принимая в соображение все эти обстоятельства, неудивительно, что, по возвращении во Францию де Грасс, его собственными словами, «не нашел никого, кто протянул бы ему руку»[290]. Только к началу 1784 года все обвиняемые и свидетели смогли прийти на военно-морской суд, но итогом разбирательства стало полное и широкое оправдание почти всех подсудимых; их ошибки, как указывалось, заслуживают снисхождения и подразумевают весьма легкое наказание. «Все же, – осторожно замечает французский писатель, – нельзя не сказать вместе с судом, что пленение адмирала, командовавшего тридцатью линейными кораблями, было историческим событием, которое вызывает сожаление всей нации» [291]. Что касается поведения адмирала в бою, то суд нашел, что опасность, угрожавшая «Целе» утром 2 апреля, вряд ли оправдает задержку, из-за которой флот шел полным ветром так долго, что поврежденный корабль был в полосе ветра, которым не мог воспользоваться английский флот, находившийся пятью милями южнее, и который позволил «Целе» прийти в Бос-Тер в десять часов утра; бой не следовало начинать прежде, чем все корабли не вошли в линию; французскому флоту следовало построиться на одном галсе с английским, потому что, продолжая лежать к югу, он входил в пояс штилей и слабых ветров у северной оконечности Доминики[292].

Де Грасс не удовлетворился этим судебным решением и был до того неблагоразумен, что написал письмо морскому министру с протестом и требованием нового разбора дела. Министр, приняв протест, отвечал де Грассу от имени короля. Упомянув о брошюрах, рассылаемых опальным адмиралом и сообщавших сведения, находившиеся в полном противоречии с данными на суде показаниями свидетелей, он заключил свое письмо следующими вескими словами: «Проигрыш сражения нельзя приписать ошибке отдельных офицеров [293]. Из постановлений суда следует, что Вы позволили себе очернить безосновательными обвинениями репутацию нескольких офицеров для того, чтобы обелить себя перед общественным мнением, не желая извиняться за печальный результат, оправдание которому надлежит искать, быть может, в сравнительной слабости сил, бывших в Вашем распоряжении, в непостоянстве фортуны и в обстоятельствах, от Вас не зависевших. Его Величество желает верить, что Вы сделали все возможное для предотвращения неудач того дня, но не может отнестись столь же снисходительно к Вашим несправедливым порицаниям доброго имени тех офицеров его флота, которые ныне совершенно очищены от обвинений. Его Величество недоволен Вашим поведением и запрещает Вам являться к нему. Я передаю его приказания с сожалением и присоединяю к ним свой совет удалиться, при таких обстоятельствах, в Ваше имение»[294].

Де Грасс умер в январе 1788 года. Его счастливый противник, награжденный пэрством и пенсией, прожил до 1792 года. Худа также возвели в звание пэра, и он командовал с отличием в первый период войн Французской революции, возбудив восторженное восхищение Нельсона, служившего под его начальством, но резкая размолвка с Адмиралтейством заставила его удалиться от дел до стяжания какого-либо блестящего украшения своей репутации. Он умер в 1816 году – в преклонном возрасте девяноста двух лет.

Глава XIV

Критический разбор морской войны 1778 года

Война 1778 года между Великобританией и домом Бурбонов, которая неразрывно связана с Американской революцией, резко выделяется в том отношении, что она была чисто морской войной. Союзные королевства тщательно избегали континентальных осложнений, которые Англия, согласно своей прежней политике, старалась создавать, а морские силы воюющих сторон приближались к такому равенству между собой, какое не имело места со времен Турвиля. Оспариваемые владения – объекты, из-за которых война была предпринята или которые имелись в виду, – были большею частью отдалены от Европы, ни одно из них не располагалось на континенте, за единственным исключением Гибралтара, борьба за который, как за лежащий на негостеприимной и труднодоступной скале, отделенный от нейтральных держав территориями Франции и Испании, никогда не угрожала вовлечь другие стороны, кроме непосредственно заинтересованных в этой крепости.

Такие условия не имели места ни в одной из войн между восшествием на престол Людовика XIV и падением Наполеона. Правда, в правление первого был период, когда французский флот превосходил, численно и по вооружению, английский и голландский, но политика и притязания этого короля были всегда направлены на континентальное расширение, а морская сила, покоясь на недостаточно прочных основаниях, оказалась недолговечной. В первые три четверти восемнадцатого столетия практически ничто не мешало развиваться морской силе Англии; однако при всей несомненности ее достижений отсутствие способного соперника делало и английские морские операции скудными