Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

попытки Родни перехватить морские караваны, что шли к Мартинике в 1780 и 1782 годах, пусть он был извещен о выходе этих караванов, отражают трудность успеха при ожидании неприятеля на пути, даже когда пункт прибытия известен заранее.

Для всякой морской экспедиции точно определены всего два пункта – пункт отплытия и пункт назначения. Последний может быть неизвестен неприятелю, но первый можно считать известным заблаговременно по присутствию в порту кораблей и по признакам скорого выступления. Пресечение пути такой экспедиции может быть чрезвычайно важным для каждой из воюющих сторон, но оно особенно и всегда необходимо для стороны обороняющейся, потому что той не дано знать, которому из многих уязвимых ее пунктов угрожает нападение; тогда как наступающая сторона следует с полным знанием прямиком к своей цели, если может обмануть противника. Важность задержания такой экспедиции делается еще более очевидной в случае, если подготовка к отбытию разделена между двумя или более портами, – это условие часто соблюдается, когда средства одного адмиралтейства недостаточны для снаряжения требуемого числа кораблей в ограниченное время или когда, как в рассматриваемой войне, союзные силы составляют отдельные отряды. Воспрепятствование их соединению является насущной необходимостью, которая нигде не может быть исполнена так надежно, как близ портов, откуда должны отплыть упомянутые отряды. Оборона по самому своему смыслу предполагает меньшую силу, поэтому для нее обязательно, по сути, пользоваться таким источником слабости, как разделение сил неприятеля. Попытка Родни в 1782 году подстеречь у Сент-Люсии французскую эскадру, находившуюся у Мартиники, и помешать ей соединиться с испанцами у Французского мыса – это пример правильного стратегического мышления; будь острова расположены так, чтобы Родни мог встать между французами и пунктом их назначения, вместо того чтобы прозябать у них в тылу, то ничего лучшего нельзя было бы и придумать. При тогдашних же обстоятельствах он сделал лучшее, на что был способен.

Обороняющаяся сторона, будучи слабейшей, не может блокировать все порты, где находятся отдельные отряды неприятеля, без вреда для своей цели, так как тогда каждый ее отряд окажется по определению слабее противника. Такая блокада равносильна пренебрежению основными принципами войны. Если обороняющийся верно решает этого не делать, но останавливается на том, чтобы собрать могучие силы перед одним или двумя пунктами расположения неприятеля, то ему необходимо решить, какие из этих пунктов следует избрать и какими пренебречь, – данный вопрос обнимает всю политику войны после полного уяснения главных ее условий – военных, моральных и экономических – во всех частях театра военных действий.

В 1778 году англичане занимали оборонительное положение по необходимости. Английские морские власти предшествовавшей эпохи, при Хоуке и его современниках, принимали за правило, чтобы британский флот численно равнялся соединенным флотам королевств Бурбонов, – при лучшем качестве личного состава и при большем мореходном населении страны, представлявшем материал для комплектации этого состава, такое условие обеспечивало Англии полноценное превосходство в силе. Однако со временем эта предосторожность перестала соблюдаться. Не имеет значения для нашего рассуждения, стало это упущение следствием нерадивости кабинета министров, в чем обвиняло правительство оппозиция, или же плодом неуместной экономии, которой часто увлекаются представительные правительства в мирное время. Факт остается фактом: несмотря на значительную вероятность военного союза между Францией и Испанией, английский флот численно уступал объединенному флоту этих держав.

По отношению к тому, что мы назвали стратегическими чертами положения, т. е. к отечественным базам и к вспомогательным базам за границей, преимущество в целом было на стороне Англии. Ее позиции, если не сильнее сами по себе, были, по крайней мере, лучше расположены географически со стратегической точки зрения, но вот во втором необходимом для ведения войны элементе – в организованной военной силе, или во флоте, соответствующем требованиям наступательных операций, – она допустила превосходство неприятеля. Поэтому ей оставалось только употребить свою слабейшую силу с таким искусством и такой энергией, чтобы разрушить планы врага – выходом в море раньше его, целесообразным выбором позиции, предупреждением соединения его отрядов, быстротой стратегических перемещений, затруднением сообщений неприятеля с избранными им предметами действия и встречей главных его отрядов превосходящими силами.

Достаточно ясно, что ведение этой войны, кроме операций на Американском континенте, опиралось на метрополии в Европе и на свободное сообщение с ними. Окончательное поражение американцев не прямыми военными операциями, а истощением выглядело вполне возможным, если бы никто не мешал Англии препятствовать американской торговле и промышленности при посредстве подавляющей морской силы. Эту силу она могла бы выставить против Америки, избавившись от давления союзных флотов; такое избавление достигалось решительным превосходством над ними, не только материальным, но и моральным, как было двадцать лет спустя. В эту последнюю эпоху союзные державы, финансовая слабость которых была хорошо известна, вынужденно устранились от борьбы, в которой их главная цель – низведение Англии в подчиненное положение – потерпела полное поражение. Впрочем, такого превосходства Англия могла бы добиться лишь боевыми успехами своего флота, показав, что, несмотря на численное неравенство, искусство моряков и богатство страны позволяют ее правительству, которое руководит мудро, обеспечить фактический перевес над противником на основных пунктах театра войны. Этого Англия никогда не могла бы достигнуть при условии распределения своих линейных кораблей по всему свету, по частям, в стремлении защитить все уязвимые пункты разбросанных владений. Ключ тогдашнего положения дел находился в Европе, а именно в портах враждебных Англии держав. Если Англия не смогла разжечь континентальную войну против Франции, хотя и старалась это сделать, то ей следовало возлагать все надежды на встречу с неприятельским флотом и на разгром последнего. А тот вернее все было отыскать в его домашних портах, где вражеские корабли надлежало встречать непосредственно по выходе из оных. Действовать так побуждала Англию политика, которой она руководствовалась и во время наполеоновских войн, когда моральное превосходство ее флота так упрочилось, что страна отваживалась подвергать свои слабейшие силы общим опасностям моря и столкновениям с более многочисленными и хорошо вооруженными флотами, стоявшими спокойно на якоре в портах. При таком двойном риске Англия одновременно приобретала двоякую выгоду – она наблюдала за неприятелем и усыпляла его силы, позволяя предаваться спокойствию портовой жизни, пока английские офицеры и матросы закалялись суровым крейсерством и готовились энергично откликнуться на всякий призыв к деятельности. «Мы не имеем причин, – объявил адмирал Вильнев в 1805 году, вторя словам императора, – бояться появления английской эскадры. Ее 74-пушечные корабли не имеют и пятисот человек команды, они истощены двухлетним крейсерством» [302]. Месяц спустя он писал: «Тулонская эскадра в гавани смотрелась весьма изящно, с хорошо одетыми и хорошо обученными матросами, но едва заревел шторм, как все переменилось,