Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

подкреплений из Европы, ни уйти оттуда ввиду внезапных критических обстоятельств. Индия, коротко говоря, являлась самостоятельным полем действий. Но на Европу, Северную Америку и Вест-Индию следует смотреть как на единый обширный театр войны, на всем пространстве которого события взаимно зависели друг от друга и различные части которого стояли в близких между собою отношениях большей или меньшей важности, с чем и приходилось серьезно считаться.

Признавая, что флоты как охранители путей сообщения были главными факторами в войне и что источник снабжения самих флотов, так и питательных артерий находился в метрополиях, именно в главных портах, следует принять в расчет два соображения: во‐первых, главные силы оборонявшейся державы, т. е. Великобритании, должны были сосредотачиваться перед этими портами; во‐вторых, из-за такого сосредоточения заграничные коммуникационные линии не следовало без нужды растягивать, чтобы не усиливать без крайней необходимости отряды для их охраны. Тесно связана с этим последним соображением необходимость усиления, путем укрепления или какими-либо иными средствами, жизненных пунктов, к которым вели коммуникационные линии, дабы оборона этих пунктов никоим образом не опиралась на флот, дабы функции последнего по отношению к ним ограничивались только снабжением припасами и подкреплениями через значительные промежутки времени. Гибралтар, например, совершенно удовлетворял этим условиям, будучи почти неприступным и имея склады припасов на весьма продолжительный. срок

Если наши рассуждения верны, то английские диспозиции на Американском континенте были весьма ошибочными. Владея Канадой, с Галифаксом, Нью-Йорком и Наррагансеттской бухтой, а также сообщением по реке Гудзон, англичане могли изолировать крупную, может быть, важнейшую часть территории мятежников. Гавани Нью-Йорка и Наррагансеттской бухты они могли бы сделать недоступными для французского флота того времени, обеспечив тем самым безопасность гарнизонов от атак с моря и сократив поле деятельности своего флота; последний вдобавок находил бы в этих бухтах безопасное убежище на случай, если бы неприятельские эскадры вырвались из европейских портов, уйдя от бдительности англичан, и появились у этих берегов. Вместо того упомянутые бухты были оставлены при слабой обороне и не выдержали бы нападений Нельсона или Фаррагута, тогда как нью-йоркская армия дважды разделялась – для действий в Чесапике и затем в Джорджии; при этом ни одна из частей ее не была достаточно сильной для предназначавшегося дела. Неприятель в обоих случаях воспользовался главенством на море, чтобы встать между разделенными частями английской армии, тогда как последняя, даже без разделения, не была в состоянии проложить себе силою дорогу через это препятствие. Так как сообщение между двумя частями армии опиралось всецело на море, то флоту прибавлялось деятельности с увеличением длины коммуникационных линий. Необходимость защиты морских портов и удлиненных линий сообщения требовала от Англии увеличения морских сил в Америке, что вело к соответственному ослаблению последних в Европе. Прямым следствием южного похода было поспешное оставление Наррагансеттской бухты, когда д'Эстен появился у берега в 1779 году, потому что Клинтон не имел достаточно сил для одновременной защиты этой бухты и Нью-Йорка [309].

В Вест-Индии задача английского правительства состояла не в том, чтобы усмирить возмутившиеся владения, а в том, чтобы воспрепятствовать неприятелю воспользоваться многочисленными мелкими плодородными островами, сохранить за собою обладание ими и обеспечить им наивозможно большую свободу торговли, защищая от посягательств противника. Нет нужды повторять, что эта задача требовала превосходства в море над флотами неприятеля и над отдельными крейсерами – «уничтожителями торговли» (commerce destroyers), как их теперь называют. Никакая бдительность не позволила бы запереть все крейсера в портах, а потому в вест-индских водах приходилось держать британские фрегаты и малые суда, но для Англии, конечно, было бы лучше совсем прогнать оттуда французский флот, чем сопротивляться его действиям силами, не только едва равными, но зачастую откровенно уступавшими. При таких условиях Англия, вынужденная обороняться, постоянно рисковала понести потери. На деле она и потеряла, один за другим, большинство островов в неожиданных нападениях врага, а порой ее флоту приходилось укрываться в порту под прикрытием батарей; неприятель же, когда оказывался слабее, мог дожидаться подкреплений, зная, что ничем при том не рискует [310].

Затруднительность положения Англии в Вест-Индии не сводилась только к этому. Близость островов к Американскому континенту всегда допускала, что наступающая сторона сумеет соединить свои флоты, находившиеся у разных берегов, прежде чем обороняющаяся сторона проникнет в ее намерения; хотя возможность такого соединения обусловливалась до некоторой степени состоянием погоды и временем года, события 1780 и 1781 годов показывают, насколько смущал этот вопрос способнейшего английского адмирала, ошибочность действий которого стала отражением неопределенности сведений о намерениях противника. Если к этому затруднению, присущему обороняющейся стороне во всех случаях, присовокупить еще заботу Англии об обширной торговле, на которую опиралось главным образом благосостояние ее владений, то придется признать, что задача британского адмирала в Вест-Индии была, мягко говоря, непростой.

В Европе сама Англия и Гибралтар подвергались серьезной опасности из-за ухода крупных британских эскадр в Западное полушарие, чему можно также приписать и потерю Менорки. Когда шестьдесят шесть линейных кораблей союзников столкнулись с тридцатью пятью английскими, причем больше этого количества Англия попросту не могла собрать, и загнали англичан в гавани, то утвердилось вражеское господство в Английском канале, о котором Наполеон говорил, что оно, вне сомнений, сделало бы его господином самой Англии. Тридцать дней французская эскадра в составе союзного флота, числом тридцать кораблей, крейсировала в Бискайской бухте, ожидая прибытия запоздавших испанцев; но ее ничуть не потревожил английский флот. Гибралтар бывал неоднократно на краю истощения, вследствие отсутствия сообщений с Англией, и спасением крепости англичане обязаны не военному флоту, силы которого правильно распределяло правительство, а искусству британских офицеров и неудовлетворительности офицеров испанских. При великом и окончательном спасении Гибралтара флот лорда Хоу состоял из тридцати четырех кораблей против сорока девяти союзных.

Какой же образ действий был наилучшим в тех трудных обстоятельствах, в какие была поставлена Англия? Следовало ли ей позволить неприятелю свободно выходить из его портов, встречаться с ним, удерживая ради того достаточную морскую силу у каждой из подверженных нападению станций? Или же надо было пытаться, наперекор всем трудностям, стеречь врага в европейских портах, не в тщетной надежде помешать набегам и перехватывать всякий снаряженный морской караван, но с расчетом на возможность остановить крупные соединения, и преследовать по пятам каждый большой флот, которому удалось бы избежать столкновения с англичанами при выходе из порта? Такое подстерегание противника не нужно смешивать с блокадой; это слово употребляют часто, но не совсем правильно. «Прошу позволения сообщить Вашему лордству, – писал Нельсон, – что порт Тулон никогда не был мною блокирован; совершенно наоборот, неприятелю предоставлялась любая возможность выйти в