Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

ибо они не приучены к штормам»[303]. «Император, – говорил Нельсон, – знает теперь, если только императоры слышат правду, что его флот страдает более в одну ночь, чем наш в целый год… Эти господа не привыкли к ураганам, с которыми мы боролись в течение двадцати одного месяца, не потеряв ни одной мачты или рея»[304]. Однако надо согласиться, что людям и кораблям приходилось многое терпеть, и немало английских офицеров находило в поломках довод против крейсерства флотов в море близ берегов неприятеля. «Каждый шторм, какой мы выносим, – писал Коллингвуд, – уменьшает безопасность страны. Последнее крейсерство вывело из строя пять больших кораблей и недавно еще два, причем некоторые пришлось вводить в док… Я едва ли спал спокойно в эти два месяца; непрерывное крейсерство, кажется, выше сил человеческих. Колдер [305] утомился и бродит как тень, совершенно измученный, и мне сказали, что Грейвс чувствует себя немногим лучше»[306]. Сошлемся еще на авторитетное мнение лорда Хоу, который также возражал против этих порядков.

Помимо истощения людей и порчи кораблей, надо иметь в виду, что ни на какую блокаду нельзя полагаться в полной уверенности, будто она наверняка воспрепятствует выходу из порта неприятельского флота. Вильнев вышел из Тулона, а Миссьеси – из Рошфора. «Я стерегу французскую эскадру в Рошфоре, – писал Коллингвуд, – но чувствую, что невозможно воспрепятствовать ее уходу; тем не менее, если она ускользнет от меня, я буду чрезвычайно огорчен… Единственным, что может ей помешать, представляется боязнь встречи с нами, так как она не знает точно, где мы находимся»[307].

Тем не менее англичане справились. Их флоты опоясывали берега Франции и Испании; потери восполнялись; корабли чинились; когда один офицер выбывал, за болезнью или смертью, со своего поста, другой заступал на его место. Строгая блокада Бреста разрушила комбинации императора, бдительность Нельсона, вопреки необыкновенному стечению затруднений, преследовала Тулонский флот с момента его отплытия в Атлантический океан и назад, к берегам Европы. Это случилось задолго до столкновения противников, прежде чем стратегия уступила место тактике, завершившей борьбу при Трафальгаре; постепенно, шаг за шагом, грубые, но дисциплинированные моряки и старые, много потерпевшие, но хорошо управлявшиеся корабли сковывали каждое движение своих противников. Расположив перед каждым портом неприятеля достаточные силы и связав последние цепью мелких судов, англичане, при том что вполне могли потерпеть неудачу в попытках помешать тому или другому набегу неприятеля, в итоге сковали все крупные соединения неприятельских эскадр.

Корабли 1805 года были, в существенных своих чертах, такими же, как и в 1780 году. Без сомнения, за двадцать пять лет внедрили различные усовершенствования, но они касались степени, а не рода мореходных и боевых элементов корабля. Да и за двадцать лет перед 1780 годом флоты под командой Хоука и его товарищей отваживались зимовать в Бискайской бухте. «В корреспонденции Хоука, – говорит биограф, – нет ни малейшего указания на то, чтобы он сам сомневался, хотя бы на миг, не только в возможности, но в обязательности для себя держаться в море даже при зимних штормах и в том, что ему скоро придется так поступать»[308]. Если возразят, что в эпоху Американской войны за независимость состояние французского флота было лучше, а дух и профессиональная подготовка его офицеров выше, чем в дни Хоука и Нельсона, то с этим можно согласиться; однако министерство не могло долго оставаться в неведении относительно того, что число таких офицеров все-таки недостаточно для серьезного выполнения требований корабельной службы, а некомплект матросов настолько велик, что вызывает необходимость пополнения корабельной команды солдатами. Что касается личного состава испанского флота, то нет оснований думать, будто в ту пору он был лучше, чем пятнадцать лет спустя, когда Нельсон, обсуждая передачу Испанией некоторых кораблей Франции, сказал: «Разумеется без команды (испанской. – Авт.), не то они тотчас все потеряют».

Слишком очевидно, для того чтобы подбирать лишние доказательства, что для слабейшей стороны надежнейшими средствами к нейтрализации неприятельских кораблей являются наблюдение за вражескими портами и вступление в бой при выходе врага в море. Единственным серьезным препятствием к этому в Европе была свежесть ветров у берегов Франции и Испании, в особенности в длинные зимние ночи. Приходилось опасаться не только возможных кораблекрушений – этой угрозе крепкие и хорошо управлявшиеся корабли подвергались редко, – но и постоянного напряжения, которое не предотвратить никаким искусством; поэтому требовался большой резерв кораблей на замену тем, что отсылались домой для ремонта или для освежения экипажа.

Задача значительно упрощалась, отыщи блокирующий флот удобную якорную стоянку на фланге пути, который должен был избрать неприятель. Так Нельсон в 1804 и 1805 годах воспользовался Маддаленской бухтой на Сардинии, когда стерег Тулонский флот, к чему вынуждало, помимо прочего, исключительно дурное состояние многих его кораблей. А сэр Джеймс Сомарес в 1800 году занимал бухту Дуарнене на французском берегу, всего в пяти милях от Бреста, для стоянки на якоре в свежую погоду с прибрежной эскадрой блокирующего флота. Положение Плимута и Торбея не может считаться вполне удовлетворительным с этой точки зрения, так как данные порты не лежат, в отличие от той же Маддаленской бухты, на фланге пути неприятеля, а находятся, скорее, в его тылу. Несмотря на это, Хоук доказал, что бдительность и хорошее управление флотом помогают успешно устранять данный недостаток, да и Родни впоследствии подтвердил его выводы на своей станции, менее подверженной свежим ветрам.

В войне 1778 года, вообще говоря, английское министерство распоряжалось своими кораблями следующим образом – держало за границей, в Америке, Вест– и Ост-Индии, эскадры, равносильные неприятельским. В частных случаях бывало, конечно, по-всякому, но в целом такое распределение кораблей соблюдалось. В Европе же было наоборот; вследствие вышеупомянутой политики английский флот был значительно слабее неприятельского, стоявшего во французских и испанских портах. Поэтому наступательные операции он мог предпринимать только с осторожностью и при счастливых встречах с враждебными силами лишь по частям; даже в таком случае дорогостоящая победа, если только она не была решительной, влекла за собой значительный риск временного выведения из строя сражавшихся кораблей. Вот почему Англия пользовалась своим домашним флотом (или флотом Канала), служившим также опорой сообщений с Гибралтаром и Средиземным морем, очень осмотрительно, в особенности там, где он подвергался риску борьбы с непогодой и столкновений с противником; роль этого флота ограничивалась только обороной берега или операциями против сообщений неприятеля.

Индия же была так далека, что там Англия не могла уклоняться от своей вышеупомянутой политики. Посланные туда корабли должны были оставаться у ее берегов и не могли ни получить