Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

европейского театра войны. В Вест-Индии союзники покоряли один за другим небольшие острова – обыкновенно в отсутствие английского флота – с легкостью, которая показала, как просто разрешился бы весь конфликт одной решительной победой над этим флотом; но французы, несмотря на многие выпадавшие благоприятные возможности, не старались развязать узел простым нападением на силу, от которой все зависело. Испания преследовала собственные цели во Флориде и при подавлявшей противника силе достигла успехов, не имевших никакого военного значения. В Европе план, принятый английским правительством, привел к тому, что английская морская сила из года в год безнадежно уступала по числу кораблей морской силе союзников; тем не менее операции последних как будто не имели серьезно в виду уничтожение этой силы. Когда эскадра Дерби из тридцати кораблей была заперта на открытом рейде Торбея сорока девятью кораблями союзников, решение военного совета не вступать в бой наглядно отразило весь характер деятельности союзных флотов. Как бы для того, чтобы поставить дальнейшие затруднения действиям в Европе, Испания долгое время упорно настаивала на удержании своего флота по соседству с Гибралтаром; при этом никто не хотел понимать, что нанесение крупного урона английскому флоту в Гибралтарском проливе, в Английском канале или в открытом море является вернейшим шагом к покорению крепости, гарнизон которой неоднократно бывал довольно близок к голодной смерти.

В ведении наступательной войны союзные державы страдали от разногласий и от проявлений ревности, которые вредили успехам большей части морских коалиций. Испания вела себя, кажется, себялюбиво почти до вероломства, а поведение Франции было более честным и потому более основательным в военном отношении, так как горячее содействие друг другу и согласие в операциях против общего предмета действий, правильно избранного, скорее привели бы к достижению целей. Надо еще допустить, что имеются указания на дурное управление и скверную подготовку со стороны союзников, особенно Испании, и что качества личного состава [314] были ниже, чем у англичан. Впрочем, вопросы управления и подготовки, исполненные сами по себе глубокого интереса и значения, совсем не относятся к вопросам о стратегическом плане или методах союзных держав при выборе предметов действия или объектов операций и в ведении войны для достижения целей. Их изучение не только напрасно распространило бы настоящее исследование, но также затемнило бы стратегический вопрос ненужными и посторонними деталями.

Что касается стратегического вопроса, то можно решительно утверждать, что слова «конечные цели» вполне выражают главную ошибку морской политики союзников. Конечные цели обратили в ничто надежды последних, приковав к себе их взоры и тем помешав ступить на верный путь. В страстном сосредоточении внимания на этих целях или, скорее, на частных, хоть и больших выгодах, поставленных этими целями, союзники, словно слепые, не видели истинных средств, которые вели к их достижению; именно поэтому в результате войны они везде потерпели неудачу. Процитируем здесь опять уже приведенный выше вывод, что объектом войны для союзников было «отомстить за нанесенные обиды и положить конец тому тираническому владычеству на океане, на удержании которого за собою Англия настаивала». Месть союзников была мало благодетельной для них самих. Они, как думало то поколение, нанесли Англии вред освобождением Америки, но не сумели восстановить владения Гибралтаром и Ямайкой; английский флот не потерпел никакого поражения, которое уменьшило бы его надменную самоуверенность; вооруженному нейтралитету северных держав позволили остаться безнаказанным. Английское господство на морях вскоре сделалось таким же тираническим и еще более абсолютным, чем ранее.

Пренебрегая вопросами о подготовке и управлении, а также о боевых качествах союзных флотов по сравнению с английским, рассматривая только неоспоримый факт значительного численного превосходства, следует отметить то обстоятельство (как главный фактор в ходе военных операций), что союзные державы занимали наступательное положение против оборонительного у Англии, но образ действий союзных флотов в присутствии английского флота бывал обыкновенно оборонительным. Ни в больших стратегических комбинациях, ни на поле битвы со стороны союзников не проявлялось никакого серьезного намерения воспользоваться численным превосходством для того, чтобы уничтожить по частям неприятельский флот, увеличить численное неравенство в свою пользу, положить конец английскому владычеству над морями уничтожением организованной силы, которая его поддерживала. За единственным блестящим исключением Сюффрена, союзные флоты или избегали боя, или принимали его, а сами никогда не вызывали противника. Между тем, пока английскому флоту таким образом дозволялось безнаказанно бороздить моря, союзники не только не пытались его осадить (как следствие, он многократно мешал достижению пресловутых конечных целей), но и допускали, чтобы англичане каким-либо счастливым случаем, например, одержав важную победу, восстанавливали равновесие сил. Тому, что этого не происходило, они обязаны ошибкам английского министерства, но если Англия поступала неверно, ослабив свой европейский флот против флота союзников, то последние заслуживают еще большего порицания за то, что не воспользовались этой ошибкой. Сильнейшая сторона, решившись на наступательную войну, не может ссылаться на те затруднения, которые объясняют – но не оправдывают – нецелесообразное рассеяние сил обороняющейся стороны, озабоченной защитой многих пунктов.

Национальный предрассудок французов, нашедший очередное выражение в образе действий в рассматриваемой войне (мы в последний раз его критикуем), разделялся, кажется, правительством и морскими офицерами того времени. Он служит разгадкой к поведению французского флота и, по мнению автора, объясняет тот факт, что этот флот не достиг более существенных результатов для своего отечества в той войне. Факт этот поучителен как указание на то, что традиция владеет умами людей настолько, что корпорация высокообразованных и доблестных моряков приняла, по всей видимости безропотно, подчиненную роль своей благородной профессии. Еще, если наши рассуждения верны, мы имеем тут предостережение о том, что расхожие мнения и общепринятые положения должны тщательно проверяться, потому что они, будучи ошибочными, ведут к верной неудаче и даже, может быть, к бедствию.

Существовало мнение, которого широко держались французские офицеры той эпохи и которое еще более широко распространено в Соединенных Штатах Америки сегодня, что крейсерские операции с целью уничтожения торговли неприятеля являются главным инструментом войны, особенно когда они направлены против такой коммерческой страны, как Англия. «По моему мнению, – писал знаменитый французский офицер Ламотт-Пике, – вернейшее средство победить англичан состоит в нападении на их торговлю». Да, серьезное расстройство торговли изнуряет и обедняет страну, а крейсерские операции – без сомнения, важнейшие среди второстепенных операций морской войны, и от них, вероятно, не откажутся до тех пор, пока сами войны не прекратятся, но упование на них как на главную и фундаментальную меру, которая достаточна сама по себе для уничтожения неприятеля, надо счесть, конечно, заблуждением – причем в высшей степени опасным, когда оно выставляется представителям народа в заманчивой одежде дешевизны.