Служба ширванца 1726–1909 г. Исторический очерк 84-го пехотного Ширванского Его Императорского Величества полка - Андрей Вилович Блинский

Не орел под облаками

В непогодушку летал;

То летал перед графцами

Аргутинский генерал.

И поздравив нас с походом,

Отдал нам такой приказ:

Завтра с солнечным восходом

Подниматься на Шат-даг…

Справа дьявольские кручи,

Слева скалы до небес.

Перед носом ходят тучи.

За ноги хватает бес.

Верх Кавказа был ночлегом,

С неба сделали шатер;

А в котлах крупа со снегом,

Под котлами самодер…

Кнмяь Аргутинский-Долгоруков, один на видных Кавказских деятелей, подобно Ермолову, оценил и полюбил «славных и отчаянных графцев», как он их называл. Ширванцы, в свою очередь, отвечали ему самой теплой сыновней привязанностью.

Всякое выступление в поход с Аргутинским было для них праздником. «Этот – и солдатскую шкуру бережет», – говорили они про Аргутинского. В образе жизни это был суровый человек, не заботившийся о себе; его обыкновенное ложе в походе состояло из бурки и подушки от седла, – даже в только что описанную ужасную ночь на вершине Кутур-дага. Обыкновенно Аргутинский никогда не говорил, куда идем, зачем идем: подъем, сбор и марш вперед. Так что между солдатами вошло в поговорку: «Куда идем, про то трубка Аргутинского знает». Да они и не старались узнать; они верили в своего вождя и знали, что путь, избранный Аргутинским, всегда ведет к славе.

Нерсисян. Портрет Князя Аргутинского-Долгорукова.

Память о нем живет среди ширванцев, как об одном из славных вождой, благороднейшем и честнейшем человеке.

В гор. Шуре ему воздвигнут памятник: он представлен во весь рост, с неизменной буркой на плечах, стоящим на скале.

Битва при Башкадыкляре

В сентябре 1853 года, по освобождении Мессельдигера, все четыре баталиона графцев были отпущены в штаб-квартиру, куда и прибыли 24-го сентября.

В это время вспыхнула война с турками, и первые два баталиона нашего полка назначены были в состав действующего корпуса. 1-го ноября баталионы прибыли в город Александрополь, где формировался корпус, а 18-го были двинуты против турок, расположившихся за рекой Башкадыкляре. На другой же день, 19-го ноября, произошла встреча с противником и разыгрались знаменитая битва, где 10 тысяч русских разбили 36-ти тысячную турецкую армию.

Ширванцы вместе с баталионом куринцев и баталионом стрелков, составляли первую линию и должны были атаковать деревню Огузлы.

В решительную минуту, когда турки, наступая с фронта, стали в то же время обходить наш левый фланг, генерал Бриммер скомандовал: «Орудия в передки! знамена вперед! Ура!» Только этого призыва и ждали закаленные в боях баталионы: раздалось грозное «ура!», и они двинулись против наступающих турок. Баталионам этим кричали вслед: «Ну, воронцовцы[6], ну графцы посмотрим, кто кого перещеголяет!» Турки не выдержали стремительного удара. Баталионы быстро перешли находившийся на их пути глубокий овраг и, на плечах бегущих турок, ворвались в деревню Огузлы. Такой же успех был одержан и на нашем левом фланге, где дрались баталионы Эриванского и Грузинского полков. Сражение начавшееся в 8 часов утра, кончилось в 2½ часа дня; турки бежали, оставив нам в добычу 1 знамя, 24 пушки, 13 зарядных ящиков и 2 лагеря. Ширванцы в этой битве потеряли: убитыми – 36 нижних чинов; ранеными: 3-х офицеров (все трое умерли от ран) и 102 нижних чина.

Последующие годы полк проводит в Дагестане в беспрерывных стычках с горцами и постоянных передвижениях.

И так вплоть до 1859 года.

В 1856 году 20-го января по случаю кончины фельдмаршала князя Паскевича, полку повелено именоваться пехотным Ширванским полком.

Нельзя не отметить молодецкого Шентерикского дела, бывшего 30 июля 1857 года близ селения Оглы, в северном Дагестане. В нем участвовали наши 2-я и 3-я роты под начальством майора Зафиропуло.

После семичасовой перестрелки и штыковой схватки с значительно превосходящим в числе противником, у нас выбыло из строя ранеными семь и контуженными десять человек, тогда как горцы оставили в поле 250 трупов, 80 пленных и огромную баранту. Вот как описывает некоторые моменты этого славного боя командир 2-й роты капитан Ловенецкий.

«В тот момент, когда 3-я рота была окружена толпою отчаянных мюридов, майор Зафиропуло, находясь в голове колонны, был отрезан от роты; несколько выстрелов сделано по нем и занесено несколько кинжалов; но судьба берегла его: рядовой 3-й роты Дмитриев бросился к любимому начальнику, выстрелом положил одного из горцев и, заслонив майора своею грудью, вызвал на бой мюридов. Один из удальцов налетел на него, но был в мгновение ока заколот; тогда Дмитриев, с криком «держись» и обернув ружье прикладом, начал сыпать удары направо и налево. Многочисленность врагов не пугала храбреца: он долго защищался и нападал, пока не упал, обессиленный от двух ран, нанесенных ему кинжалами в плечо и живот. Дмитриев был произведен в унтер-офицеры и получил Георгиевский крест.

2-й роты рядовой Горященко, выйдя из первых, с командиром роты князем Вачнадзе на высоту подъема, выстрелом положил одного горца и, мужественно бросившись вперед, примером своим увлек за собой товарищей. Заколов двоих из пеших горцев, он ласково поглаживал свой штык, приговаривая: «не нужно чистить, бусурманскяя кровь смыла ржавчину с голубчика».

Занимательнее же всего рассказ рядового Дудникова, как он попал под мюрида. «Видно линия такая вышла, – говорил он. «На меня бросилось двое; на бритой голове одного я разрядил свое ружье и только хотел пощекотать другого, да труслив верно был: увернулся бестия и бух на колени; я думал пардону просит, а он хвать меня за ноги, да под собя, и норовит вынуть кинжал… Да и я не промах: схватил его за руки, да и держу; наших поблизости никого во было; ну, думаю себе, пропал я, а он, детина здоровый, уже совсем было дошел меня, да благо подвернулся тут Александр Михайлович… Как даст ему штыком под ребра, так бритоголовый только крикнул «Алла!» да и выпучил на меня свои зенки».

«По окончании дела приятно было видеть наших солдат, когда они, забирая пленных, подавали раненым воду и перевязывали их раны.

В числе их находился почти ребенок, мальчик лет 14-ти, красавец собою; к нему подошел рядовой Кисленко и, подавая ему сумки, с найденными в них яблоками, грушами и чуреками, спросил его: «Не твои ли голубчик? на возьми, да помяни своих покойников-то!»

Штурм Гуниба

Наступил для Шамиля 1859 г. и одним ударом положен конец почти четвертьвековой