Однажды на Украине - Сергей Николаевич Прокопьев

Короче, они в заднице, мы там же, и надо выбираться, пока хуже не стало. Командир взвода позаботился перед операцией, всем дымы раздал. Стоим за стенкой, я говорю: давайте разом дымы бросим, как разгорятся, сразу вниз. Так и сделали, дымы разгорелись. Взводный кричит:

– Раз, два, три, пошли!

Сирийцы поняли, ума много не надо, раз садыки дымы бросили, значит, сваливают, и раньше нас ломанулись. Взводный не успел «три» сказать, они проход забили, кто-то споткнулся, упал, на него другой свалился. Мы определились перед броском – первым скатывается Миха, за ним взводный, я третьим пробегаю линию огня. Выныриваю из-за стены, а в проходе куча мала, сирипупы визжат. У меня дилемма: бежать вперёд – у завала окажусь под пулями, стоять наверху – тоже цель, и обратно за стену – не выход. Оставалось одно – прыгать, чтобы оказаться впереди завала… На мне броник, рюкзак, автомат, РПГ «Муха», каска, и своего веса более восьмидесяти килограммов. Приземляюсь и чувствую, лодыжка не выдержала – перелом. Останавливаться нельзя. Знаю, на горячую можно пробежать какое-то расстояние. Бегу, кости хрустят, кость о кость трётся. Метров двести пробежал, сворачиваю направо, чётко знал – наши там, но взводный и остальные почему-то налево ломанулись, кричу:

– Не туда!

Развернулись. Парни увидели наши гонки, прикрыли огнём, без потерь финишировали. Я вторым прибежал. Весь в крови. Санинструктор кинулся с обезболом ко мне.

– Не надо, – торможу, – не моя кровь.

– Как не твоя, – удивился, – вся грудь залита!

– Сирипупа, – объясняю, – лечил раненого.

Шину санинструктор примотал с моей помощью к перелому и настоял обезбол вколоть. А мины летят. Я к забору отполз, смотрю, взводный ходит, голову обхватил руками, глаза чумные – подконтузило.

– Ложись! – кричу. – Не торчи столбом!

Послушался. Тут мина прилетает. Метрах в пятидесяти от меня парни у забора сидели. Ближе к ним легла. Ренату осколок в голову угодил. Забегая вперёд, скажу, слава богу, ничего серьёзного, оклемался быстро. Замполиту хоть бы что, ни царапины, а пулемётчика наглухо. Рядом были, всем по-разному досталось. Чуть утихли прилёты, наши подхватились уходить. Рената на носилках понесли, двухсотого забрали, взводный своими ногами пошёл, все уходят, меня оставляют. Кричу:

– Э, вы куда, а я?

– Вернёмся, не шуми, этих унесём.

И ушли. Скажу честно, жутко стало. Пусть зачистили район, но духам ничего не стоит снова просочиться. А я неходячий. На пузе далеко не уползёшь, и куда прятаться, в какой подвал. Если фанатики набегут – кранты… Недолго печалился, вскоре за мной вернулись. Двое повели, третий прикрывает. С боков поддерживают, я скачу на одной ноге. Возвращались по нашему пути, который до духовского снайпера зачищали. Подходим к дыре в стене, что кувалдой пробили. Понятно, мы кирпичи не убирали с прохода. Когда ты на двух ногах, прыг-прыг, нырнул и никаких проблем, а попробуй на одной. Проход узкий, вдвоём не пройти, не то что втроём. Говорю парням: отпускайте, идите сначала вы. Они проходят, я делаю кувырок вперёд через плечо, стараясь не задеть переломанной ногой о край пролома, они меня подхватывают. Идти далеко, скакал километра два, в самом конце на закуску ров, наподобие противотанкового, недавно вырытый. С одной стороны Миха-снайпер поддерживал меня, крепкий парень, а с другой – хилый парнишка. На дно рва по склону опустились, наверх поднимаемся, парнишка под моим весом по колено в песок проваливается.

Умаялись мы, все гружёные. Наконец, добрались до носилок. Сирипупов на помощь позвали. Те, расталкивая друг друга, кинулись к носилкам. Почему такое рвение – это же в тыл с передовой идти, подальше от пуль. Вшестером схватились, один командует: Аллах Акбар! – подняли меня. У нас – раз, два, три, у них – Аллах Акбар. Носилки тоже не сахар тащить, я рукой подгребаю, стараюсь помочь садыкам. Наконец вышли к «мотолыге» – МТЛБ, транспортёр-тягач, загрузили нас, трёхсотых, и в сирийский медпункт тут же, в Дерике. Должен сказать, хорошие врачи в Сирии. Грех жаловаться. Потом отправили в отряд в госпиталь за Евфрат.

Если скаламбурить – мне повезло, потому что большому вагнеровскому командиру не повезло – подорвался на мине, осколками нашпиговало, за ним вертуху прислали. Мне бы так быстро не подали, а тут вместе с ним полетел. Кстати, всё нормально с ним, по сей день большой командир. Вертухи в Дерике на стадион садились, оттуда на базу ВКС полетели.

Вот тогда я во второй раз пел, глядя на сирийскую пустыню:

– Что тебе надо, грешный человече, ти злата, ти серебра?

Ти злата, ти серебра, ти залатова одеяния?

На базе ВКС нас перегрузили в небольшой самолёт, на нём полетели в Химки, так Хмеймим перекрестили. Здоровенный навес, под ним пункт приёма раненых. Сестры, врачи опрос делают, записывают, как ты ранение получил. Начал я раздеваться, ё-моё, у меня граната в кармане. Заготовил, когда своих ждал под забором, чтобы, если фанаты придут, подорваться, и забыл. Медсестру прошу, возьми гранату, на кой ляд в госпитале. Она испугалась – нет-нет-нет, побежала за военным специалистом. Тот приходит:

– Что хотели?

– Гранату отдать, возьмёте?

Взял. Дальше меня по врачам повезли: снимки, антибиотики вкололи, антистрессовые препараты. МРТ сделали. Ранение определили, как тяжёлое.

В госпитале переодели, дали чистую больничную одежду. Кое-как сидя помылся, оделся в чистое, уже хорошо. В Россию лететь дали чистую военную одежду. Священник в госпиталь пришёл – православные есть? Кто изъявил желание исповедаться и причаститься, тех повёл в палату посвободнее. По-военному коротко исповедовал, причастил.

– Откуда? – спросил меня. Заулыбался, узнав, что из Омска:

– Передай привет отцу Дионисию.

Отца Дионисия знаю, военный священник из 242-го учебного центра ВДВ.

В Химках военный рай. Не сравнить с нашими базами. Чистота, никакой военной грязи. Даже воздух показался вкусным. Лежу в госпитале, вдруг музыка, песня, концерт.

– В честь чего? – у медсестры спрашиваю.

Оказалось, у большого военного начальника день рождения, привезли артистов. Живут же люди…

Сибирский полк

Владимир перенёс две операции, долго лечился, сначала в Москве в военном госпитале имени Вишневского, потом в Омске. Год находился на больничном за счёт «Вагнера», а потом отправился воевать в Центральную Африканскую Республику (ЦАР). В Африке служилось спокойнее, это не Сирия. Нога продолжала беспокоить. Через полгода контракт закончился, предложили продлить, не захотел, вернулся в Россию и сделал операцию в Кургане в центре Илизарова. В ЦАРе возникла идея создания курсов военной подготовки для взрослых – учить мужчин войне. Вращаясь в кругу военных, сделал вывод: войны с Украиной не избежать. Рано или поздно рванёт. Укропы не прекращали скулёж по Крыму, дескать, отдайте, не то заберём, целенаправленно бомбили Донбасс, усиленными темпами модернизировали армию. Пропаганда работала на превращение всей страны в нациков. Запад науськивал на Россию.

И вот война.

– Едва сам туда в начале марта двадцать второго года не отправился, – говорит Владимир. – Буквально через несколько дней после начала боевых действий мне звонят: Чиба погиб. Мой воспитанник по кадетской школе, я несколько лет работал с кадетами. Места себе не находил. Чиба в спецназе ВДВ несколько лет служил, опытный вояка. Их бросили на Киев 24 февраля. Гостомельская операция. Не хотел верить в гибель Чибы. Сам сделал запрос. Думаю, пока своими ушами не услышу. Мне говорят: 45-й полк, в котором он воевал, подтверждает гибель. Для меня Чиба как сын. Умница, работяга, готов был тренироваться день и ночь. Срочку служил в ВДВ, потом подписал контракт, воевал в Сирии. Настоящий спецназёр. Мальчишкой слушал меня с открытым ртом, когда рассказывал про бои в ДНР, Сирии. Хотел служить только в ВДВ. Я для себя решил, раз Чибу убили, сам пойду. Он рос без отца, значит, я должен воевать за него. Ведь я вывел парня на военную стезю, так бы, может, жил на гражданке. Боже, как я радовался! В буквальном смысле до слёз, сентиментальным становлюсь с годами, мне позвонили – Чиба жив! Он шёл в головном дозоре, их ждала засада, расстреляли в упор. Из всего дозора в живых осталось двое, Чиба