Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

1936 года, что «германская гегемония в Европе означает конец Британской империи, и мы не имеем права от лица всего нашего поколения откупаться от Германии, предлагая ей свободу рук в отношении славянских государств. Как только она утвердится (на Востоке), то сразу повернет против нас, и мы будем слишком слабы, чтобы противостоять ей» 161. Ван опасался, что Британия может оказаться в «полной изоляции в момент своей слабости» 162. Соответственно, Ванситарт не только допускал сотрудничество с Советской Россией в сдерживании Германии, но и всячески настаивал на нем. Среди британских политиков и дипломатов предвоенного периода Ванситарт стоял ближе всех к точке зрения, которую обычно олицетворяет Уинстон Черчилль, — для борьбы с нацистской Германией все средства хороши.

Если проводить аналогию с периодом, предшествовавшим началу Первой мировой войны, то позиция Роберта Ванситарта очень напоминала ту, что занимал тогда Айре Кроу. Как когда-то Кроу, Ван подготовил 3 февраля 1936 года свой меморандум, озаглавленный им «Британия, Франция и Германия». «Я готов определенно утверждать, — писал он в этой записке, — что нынешние правители Германии склонны к авантюрам, которые наверняка приведут к развязыванию войны в Европе» 163. Существование Рейнской демилитаризованной зоны Ванситарт считал важным сдерживающим фактором потенциальной агрессии Германии против Франции и, наоборот, удобным плацдармом для французского наступления в случае германской агрессии в Центральной или Восточной Европе 164. Такой плацдарм нельзя было терять. Его надо было защищать. А для этого Франции нужны были союзники. Такие как Англия и СССР. Ванситарт понимал это. Иден был, конечно, более осторожен. Он разуверился в возможностях системы коллективной безопасности, но предпочитал не говорить открыто о необходимости союзов, тем более с СССР. «Я не против дружеских отношений с Советским Союзом, — признавался Иден Эрику Фипсу, — но не хочу слишком тесно прижиматься к медведю, поскольку я отлично понимаю, что происходит с теми, кто с ним обнимается» 165. К разногласиям между Иденом и Ванситартом примешивалось и чувство ревности министра. Несмотря на неудачу с планом Хора-Лаваля, Вану удалось сохранить большое влияние в Форин Офис, и министру это явно не нравилось. Летом и осенью 1936 года Иден предпринял две неудачные попытки перевести Ванситарта в парижское посольство. (Пост посла в Париже, вместо ушедшего по возрасту в отставку Клерка, в 1937 году занял свояк Ванситарта Эрик Фипс (они были женаты на родных сестрах), переведенный в столицу Франции из Берлина.) Освободить Вана от должности постоянного заместителя министра удалось лишь год спустя новому премьеру. В декабре 1937 года Чемберлен, не раз конфликтовавший с Ваном по разным вопросам, объявил последнему, что тот должен уйти. Ванситарт покинул Форин Офис и с 1 января 1938 года стал официально считаться главным дипломатическим советником правительства. «За три дня я решил проблему, которую С(тэнли) Б(ол-дуин) пытался решить много месяцев, — похвастался Невилл Чемберлен сестре Иде. — Его (Ванситарта. — И. Т.) новый пост будет очень почетным и, может быть, даже полезным, но он будет лишен возможности активно направлять политику Ф(орин) О(фис)» 166.

После отставки Ванситарта Идену совсем недолго довелось самостоятельно руководить британским внешнеполитическим ведомством. Менее чем через два месяца после ухода Вана, 20 февраля 1938 года, Иден написал Чемберлену письмо с просьбой об отставке. Повод для нее был выбран ничтожный — премьер и глава Форин Офис не сошлись в тактическом вопросе переговоров с Италией. Чемберлен полагал, что англо-итальянские консультации надо начинать немедленно, а Иден предлагал подождать, пока Муссолини начнет выполнять свои обещания о выводе «добровольцев» из Испании. По таким поводам обычно не подают в отставку. Еще за неделю до отставки Идена, когда только поползли слухи о том, что между ним и премьером возникли серьезные трения, Чемберлен сообщил в письме сестре Хильде: «Это совершеннейшая неправда. Я говорил с Энтони в пятницу утром (11 февраля. — И. Т.), и между нами было полное согласие, возможно, более полное, чем когда-либо в прошлом» 167.

На самом деле Идена не устраивало то, что Чемберлен решил взять в свои руки руководство британской внешней политикой, включая оперативную связь с британскими дипломатами. Действительно, по крайней мере два английских посла имели прямой выход на Чемберлена (еще, кстати, до того, как он возглавил правительство), минуя Идена и Форин Офис. Новый английский посол в Берлине Невил Гендерсон информировал Чемберлена через Галифакса 168. Гендерсон признавался в написанных по горячим следам воспоминаниях, что именно Чемберлен «объяснил мне свои взгляды на общую политику в отношении Германии, и я должен честно сказать, что до самого последнего и горького конца я следовал той линии, которую он наметил передо мной» 169. Временами такое поведение посла приводило к конфликтам с главой Форин Офис, пока им оставался Иден. Другим английским посольством было парижское, где достигший отставного возраста Эрик Фипс делал все возможное, включая прямые контакты с Чемберленом, чтобы остаться на службе 170. Кроме того, в ряде британских посольств, где главы миссий соблюдали принятую субординацию, у Чемберлена были свои информаторы рангом пониже. В любом случае активная и нетрадиционная дипломатическая деятельность Чемберлена создавала массу неудобств для Форин Офис и не раз вызывала протесты Идена. Несмотря на обоюдное стремление премьера и главы внешнеполитического ведомства скрыть растущую между ними напряженность, она неизбежно сказывалась на их взаимоотношениях. Последней перед отставкой Идена каплей стала беседа двух политиков, из которой министр узнал о готовности Муссолини принять его формулу вывода «добровольцев». Узнав об этом от Чемберлена, Иден очень удивился и спросил премьера, откуда тот получил информацию, которой не обладал Форин Офис. Чемберлен смутился и ответил: «Я не могу сказать, откуда мне стало известно об этом, но можете мне поверить — это правда» 171. Идена это сильно задело.

Все эти интриги, однако, были лишь внешним проявлением глубинных противоречий. Открыто о них было не принято говорить, но в частных письмах сестрам Чемберлен хорошо раскрыл суть своих разногласий с Иденом. «Огромное число людей, — написал Невилл 27 февраля сестре Хильде, — до сих пор не понимают, почему он (Иден. — И. Т.) подал в отставку. Это было его решение, но я сомневаюсь, что вплоть до последнего момента он понимал, что наши разногласия заключались не том, следует ли нам начинать переговоры (с Италией. — И. Т.) сейчас, а в том, надо ли вести их вообще. Я постепенно пришел к выводу, что в глубине души Энтони не хотел разговаривать ни с Гитлером, ни с Муссолини» 172. Через месяц,