Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

когда Германия поглотила Австрию и вышла к границам Италии, Муссолини уже окончательно определился. В 1938 году своим главным союзником он считал уже Германию. И это сыграло решающую роль в том, что фюреру удалось без каких-либо последствий для себя совершить аншлюс Австрии и поглотить Чехословакию.

Планы Гитлера провести территориальную ревизию версальской карты Европы ни для кого не являлись тайной. Однако до поры до времени германские планы перекраивания европейских границ предпочитали публично не замечать. Их старались не обсуждать вслух, опасаясь тем самым подтолкнуть Гитлера к активным действиям. Первыми нарушили негласный «обет молчания» англичане. Гитлер неоднократно заявлял в своих интервью и выступлениях, что Германия не имеет территориальных претензий к своим соседям. После ремилитаризации Рейнланда Форин Офис решил, что настало время получить письменные заверения Гитлера в том, что он не планирует агрессивных шагов с целью территориальных изменений в Европе. Трудно сказать наверняка, чем руководствовался Иден, готовя от имени британского правительства послание фюреру, которое в английской литературе принято называть «вопросником» (questionnaire). Во время работы над его текстом сам же Иден отмечал, что «сегодняшняя Германия. не собирается уважать целостность своих небольших соседей, невзирая на документы, которые она может подписать» 184. Скорее всего, Форин Офис хотел вытянуть Гитлера на переговоры, в результате которых можно было бы добиться согласия по всем ключевым пунктам. Основным местом послания был 8-й параграф, где говорилось: «Вопрос в том, считает ли Германия, что она достигла того момента, когда может заявить, что признает и собирается в будущем уважать существующее в Европе территориальное и политическое положение, и любые его изменения в дальнейшем возможны лишь в результате свободных переговоров и соглашений» 185. Британское правительство придавало «вопроснику» большое значение и несколько раз на заседаниях кабинета обсуждало его текст. Действительно, существовала масса нюансов, которые могли помочь Гитлеру обойти любое обещание. Например, как относиться к активности нацистских партий в других странах или к подрывной работе германских радиостанций? Подпадала такого рода деятельность под определение «мирная» или ее следовало рассматривать как агрессивное вмешательство в чужие дела? Получившийся в конечном итоге текст был доставлен дипкурьером в Берлин Фипсу (любопытно, что ехать в Берлин и встречаться с фюрером, несмотря на предложение Болдуина, никто из британских министров не захотел 186) с указанием вручить его канцлеру и не обсуждать с послами Франции и Бельгии 187. На момент получения «вопросника» Фипсом (7 мая 1936 года) Гитлера не было в Берлине, и обсуждать документ послу пришлось с министром. Нейрат ожидаемо сослался на то, что переданные вопросы следует всесторонне изучить. Однако внятного ответа от немцев англичане так и не получили.

Первой жертвой гитлеровской экспансии в Европе стала Австрия. Впрочем, о «жертве» в данном случае можно говорить с некоторой долей условности. Значительная часть населения этого небольшого дунайского государства сама хотела в той или иной форме объединиться с Германией. По окончании Первой мировой войны австрийцам и венграм, как титульным нациям, пришлось отдуваться за всю почившую империю Габсбургов. Большинство бывших территорий Двуединой монархии вошли в состав новообразованных государств (Польши, Чехословакии, Королевства сербов, хорватов и словенцев), а также отошли к Румынии и Италии. Австрия и Венгрия со значительно усеченными землями оказались в лагере побежденных, и с ними были подписаны отдельные мирные договора. Уже в то время австрийцы, превратившиеся из главной нации большой европейской империи в маленькое и лишенное прежних ресурсов государство Центральной Европы, изъявляли желание войти в состав Германии (об этом шла речь в первой части книги), но Союзники категорически воспротивились этому. Более того, по Сен-Жерменскому мирному договору Австрии запрещалось объединяться с Германией. Пока Союзники были в состоянии воспрепятствовать объединению германских и австрийских немцев, они пресекали любые шаги в этом направлении. Достаточно вспомнить попытку создания в 1931 году «таможенного союза» между двумя странами, против которого особенно резко выступили Франция и Италия. После прихода к власти в Германии нацистов все союзнические «надзорные» функции отошли к Италии, которая была более других заинтересована в том, чтобы на ее границах не появилось мощное объединенное государство, способное вернуть населенный австрийцами Южный Тироль.

Первую, закончившуюся неудачей попытку присоединить Австрию Гитлер предпринял вскоре после прихода к власти. Это было ожидаемо, поскольку об аншлюсе как о главной задаче говорилось уже на первой странице Mein Kampf. «Германия и Австрия должны создать единый Германский Фатерлянд, — поставил цель Гитлер. — Люди одной крови должны жить в одном государстве». Для подобных заявлений в то время были веские основания. Различные референдумы и опросы, проводившиеся в первой половине 1920-х годов на австрийской земле, несмотря на жесткое противодействие Союзников, показывали, что австрийцы с надеждой смотрели на Германию. Голосование в австрийском Тироле, например, проведенное 24 апреля 1921 года, показало, что 145302 человека выступило за объединение с Германией, и лишь 1805 — против. Правда, во избежание санкций со стороны Лиги Наций (за нарушение Сен-Жерменского договора), отвечали они на вопрос, который звучал так: «Должно ли правительство обратиться в Совет Лиги Наций за разрешением Австрии объединиться с Германией?» Но сути это не меняло. Власти Зальцбурга решили не дразнить Союзников и примерно в то же время организовали у себя частное голосование, но уже с прямо поставленным вопросом. Результат оказался таким же, как в Тироле, — 98 546 жителей высказались «за», и всего 877 — «против» 188.

Но все это было до того, как нацисты пришли к власти. В начале 1930-х годов ситуация стала резко меняться. На государственном уровне Австрия не приняла идеи национал-социализма. «Разве вы хотите иметь что-либо общее с этим гангстеризмом? — спрашивал, обращаясь к австрийцам, канцлер Энгельберт Дольфус в июне 1934 года. — Я призываю вас... перечеркнуть их методы и их философию, которая оправдывает их методы. Одно только можно сказать об их методах, и я заявляю: “Я против них!” Любой, кто не захочет повторить это, является их пособником» 189. Национал-социализм, однако, уже успел пустить корни на австрийской земле. Чтобы противостоять ему, сторонники Дольфуса, при его непосредственном участии, разработали доктрину собственной, «австрийской идеологии», представлявшую австрийцев немецкоговорящим народом, который за пять веков руководства многонациональной империей Габсбургов вобрал в себя многие культурные черты управляемых им народов — венгров, западных славян, итальянцев. Это делало менталитет немецкоговорящих австрийцев, их взгляд на внешний мир существенно отличными от тех, что были характерны для немцев из Германии 190. Новая идеология удачно обращалась к традиционному для австрийцев самовосприятию, о котором писал английский историк Тейлор. При Габсбургах «быть австрийцем, — считал Тейлор,