Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

20 марта Невилл попытался более подробно объяснить другой сестре, Иде, суть своих разногласий с Иденом и другими оппонентами. «Настоящей причиной моих забот, которые давят на меня, является положение в Европе и то, какой должна быть наша реакция, — написал Чемберлен. — В Испании с помощью немецких пушек и итальянских самолетов побеждает Франко. Французскому правительству нет никакого доверия, и я подозреваю, что оно тесно связано с нашей оппозицией. Русские коварно и исподтишка дергают за кулисами все нити, чтобы вовлечь нас в войну с Германией (наши секретные службы занимаются не только тем, что плюют в потолок). И, наконец, разгоряченная своим триумфом Германия, полностью осознающая свою силу. Все это рисует наши перспективы поистине в черном цвете. В такой ситуации требуется проявить “простое мужество”, чтобы, несмотря на всю травлю и давление, выйти вперед и взять на себя ясное, обдуманное, смелое и безошибочное руководство со всей ответственностью за последствия» 173. Договариваться с Гитлером и Муссолини — вот то «смелое и безошибочное» решение, которое принял Чемберлен. Оставляя сейчас в стороне оценку правильности суждений Чемберлена о европейской ситуации, надо признать, что при таком образе мыслей становится понятной не только отставка Идена, но и все последующие шаги британского премьера, направленные, как он искренне полагал, на предотвращение войны в Европе. В свою очередь, Иден, степень разногласий с которым Чемберлен явно преувеличивал, сумел, возможно, сам того не сознавая, вовремя сойти с поезда, идущего в никуда, и избежать сомнительных лавров «умиротворителя».

Так или иначе, но к началу 1938 года в демократической Британии сложилась, как и в Германии, ситуация, когда руководство внешней политикой было полностью сосредоточено в руках главы правительства. Новым руководителем Форин Офис стал лорд Галифакс, а его постоянным заместителем — Александр Кадоган, оба — единомышленники Чемберлена и послушные исполнители его политики. Кадоган появился в Форин Офис еще в мае 1936 года. До этого он долгое время работал в английском представительстве в Лиге Наций, а затем несколько лет был посланником в Китае. Иден пригласил его стать заместителем Ванситарта с явным намерением заменить им последнего. Но едва появившись, Кадоган подготовил свой первый меморандум, в котором предложил пересмотреть Версальский договор и изменить Устав Лиги Наций 174. Постепенно выяснилось, что Кадоган был полностью за то, чтобы договориться с Германией, и не хотел вести переговоры с Францией об укреплении оборонного союза 175. Это принципиально отличало его от Вана, но не сближало с Иденом. Пасьянс сложился, лишь когда на место Идена пришел Галифакс, очевидный сторонник достижения согласия с Германией. После этого в распоряжении Чемберлена оказалась вся необходимая для умиротворения Третьего рейха цепочка — посол Гендерсон, постоянный заместитель министра Кадоган и сам глава Форин Офис Галифакс. Эти люди и стали проводить политику Невилла Чемберлена. Формировалась же она во многом под влиянием Гораса Вильсона, еще одного «умиротворителя», ставшего в 1938 году главным советником премьера по внешнеполитическим вопросам. Большинству этих людей не хватало не только образования, но и профессиональных знаний и опыта в области международных отношений. Некоторые английские исследователи приходят сегодня к интересному выводу, что «в последние годы перед началом Второй мировой войны британскую внешнюю политику формировали и претворяли в жизнь дилетанты, которые представляли, будто изобрели новый вид дипломатии, способной защитить Британию и ее Империю» 176. Если это и преувеличение, то рациональное зерно в подобных оценках, несомненно, присутствует.

Стремление договориться с Германией сопровождалось в Британии ростом недоверия к Франции. После всех махинаций Лаваля между двумя союзниками «пробежала кошка», их взаимные симпатии были сильно подорваны. Французы, со своей стороны, винили во всех неудачах англичан. На одном из званых обедов в английском посольстве в Париже приглашенный Эррио прямо выразил Ванситарту отвращение политикой Англии 177. Это, правда, не мешало французам самим пытаться договариваться с Германией. Хотя сделать это им было гораздо сложнее. Политика Лаваля привела к тому, что акции Франции как надежного партнера сильно упали в Европе. Доходило до того, что министру иностранных дел Франции Жоржу Бонне приходилось оправдываться перед немцами, объясняя Риббентропу, что пакт с Советским Союзом «был заключен такими политиками правого крыла (социалистов. — И. Т), как Лаваль и Фланден, а не представителями нынешнего правительства». А директор политического департамента МИДа Франции Алексис Леже добавлял, будто на двустороннем характере пакта настоял Советский Союз, тогда как французы хотели видеть договор многосторонним продолжением Локарно 178. Справедливости ради надо сказать, что в 1934 году Леже действительно обсуждал с англичанами двухуровневую систему безопасности в Восточной Европе, где региональное соглашение между Германией, Россией, Польшей, Чехословакией и Балтийскими государствами дополнялось бы франко-советским пактом, открытым для Германии 179. Но с немцами Леже эти планы не обсуждал, и они не очень доверяли его откровениям. В Германии и раньше сомневались, можно ли иметь дело с кабинетом Лаваля, а уж сменившее его правительство левых сил считали совсем недееспособным 180. Что говорить тогда о других странах Центральной Европы?! Президент Бенеш позже писал, что «приход к власти Лаваля должен рассматриваться как окончательный разрыв с послевоенной политикой Франции (курсив Бенеша. — И. Т.). В этот момент Франция встала на скользкий путь и увлекла за собой всю Европу» 181. Бенеш мог не знать всех деталей происходившего, когда писал свои мемуары, и ошибался, возлагая всю вину за умиротворение на Францию, но показательно то, насколько в Праге не доверяли своему французскому союзнику.

Еще меньше доверяли Франции в Риме, дружбой с которым, собственно говоря, и пытался заручиться Лаваль в первую очередь. После успеха в Абиссинии Муссолини практически перестал считаться с Парижем. Летом 1936 года итальянский маршал Бадольо откровенничал перед Полем Рейно, не занимавшим в ту пору никаких постов во французском правительстве: «Дуче полагает... что Франция “кончилась” в свете тех проблем, что возникают у нее повсюду. (Вам) следует опасаться, что он сделает ставку на Германию» 182. Осенью того же года у Рейно состоялась нелицеприятная беседа с зятем Муссолини графом Галеаццо Чиано, которого дуче сделал своим министром иностранных дел. «Все, что враждебно Франции в Европе, — раздраженно упрекал итальянцев Рейно, — играет теперь вам на руку. Я думаю, это недальновидная политика, поскольку французская армия является оплотом самостоятельности Италии. Скажите, что останется от вашей независимости, если Франция перестанет существовать?» И сам же ответил на свой вопрос: «Германская армия будет стоять на Бреннерском перевале» 183. Пророчество Рейно сбылось очень быстро, еще до того, как с Францией было покончено. К тому времени,