Мозаика Великой Отечественной. От 22 июня до Курской дуги - Алексей Валерьевич Исаев

Итоговая оценка личности генерал-майора Потатурчева:

Его внешний облик и поведение выдают в нем человека примитивного склада. Он коренастый, крепко сложенный, с черными волосами и усами. В одежде русского рабочего, которую он носил, в нем никак невозможно угадать офицера высокого ранга. Черты его лица не представляют ничего выдающегося. Поведение неуверенное и сдержанное, он перестает быть робким только тогда, когда к нему относятся вежливо и предупредительно. В его осанке отсутствует строгость и уверенность, которую мы знаем по каждому немецкому офицеру. Правил этикета он практически не знает.

Его манера есть просто невозможна. Положив на стол обе руки, он с чавканьем глотает свой суп. Он признает, что русский офицер не вел и по финансовым причинам не мог вести какой-либо общественной жизни. Охотно, но коротко отвечает он на поставленные вопросы. Он проявляет заинтересованность, когда его спрашивают о военных сюжетах, особенно тактического и оперативного значения. Здесь он хочет продемонстрировать свои способности. С точностью школьника он изготавливает желаемые рисунки.

По словам переводчика, он не выбирает выражений и употребляет обычные сквернословия русских офицеров. Его ответы выдают хорошо заученные знания и способность к быстрому принятию решений. Признаков гениальных способностей или широкого кругозора, однако, не обнаружено.

По общему впечатлению, он стремился любой ценой продвинуться наверх и при отсутствии особых врожденных способностей употреблял для этого железное прилежание. Поэтому у него не оставалось времени воспитывать себя как человека. Потребность в культурном образе жизни у него отсутствовала. Он не получил ее ни в родительском доме, ни во время своей карьеры в Красной армии.

П. выглядит как человек из народа, который обязан своим восхождением не дарованию, а личному честолюбию, прилежанию и энергии. Примечательно, что он охотно дает данные о своей дивизии, ее структуре и боевом применении, даже о тактических основах действий русских танковых сил. Ему, по-видимому, совершенно не приходит в голову, что тем самым он, с нашей точки зрения, нарушает священнейший долг офицера. У него отсутствует сознание национальной чести и долга, которое является у нас само собой разумеющимся. Здесь показывает себя отсутствие завершенного воспитания и образования.

Это наблюдение не является единичным, а повторяется в целом при каждом допросе русского офицера высокого ранга.

Бобруйск, 30 августа 1941.

Подписано – Хюбнер, полковник Генерального штаба.[25]

Прорыв «Линии Сталина» на Украине в 1941 Г.

Негативный опыт Красной армии в ходе советско-финляндской войны 1939—40 гг. – длительная борьба на линии Маннергейма – имел следствием определенную переоценку долговременной фортификации и ее возможностей. Предполагалось, что взлом обороны укрепленных районов требует затраты весьма значительных сил и времени. Это, кстати, неплохо демонстрируют игры на картах января 1941 г., когда прорыв долговременных укреплений считался крайне непростой задачей. Однако реальность оказалась несколько другой. К так называемой «линии

Сталина», укреплениям на границе СССР, существовавшей до 1939 г., немецкие войска вышли на второй неделе войны, и ни о какой «внезапности» наступления на нее речи уже не было. Из этих общих соображений следовал вывод, что укрепления на старой границе должны были бы как минимум задержать немецкое наступление летом 1941 г. и обеспечить восстановление устойчивого фронта. Однако по факту этого не произошло. Уже в официальной шеститомной истории войны хрущевского периода указывалось, что на рубеже Новоград-Волынского укрепленного района на Украине немецкие войска были задержаны всего на два-три дня[26].

Не следует думать, что речь идет о каком-то малозначительном событии. Прорыв «линии Сталина» стал одним из поворотных пунктов приграничного сражения на Украине 22 июня – 9 июля 1941 г. Он резко изменил обстановку на Юго-Западном фронте. Впечатление, которое произвело на советское командование это событие, описал в своих мемуарах бывший начальник оперативного отдела штаба фронта И. Х. Баграмян:

«Лишь вечером [7 июля. – А. И.] поступило первое донесение от генерала К. Л. Добросердова [командира 7-го стрелкового корпуса. – А. И.] о том, что фашистские танковые и моторизованные части прорвались у Нового Мирополя и устремились на юго-восток. Еще позже мы узнали, что они вошли в Бердичев. Когда Пуркаев доложил об этом Кирпоносу, тот с горечью воскликнул:

– Дорого нам обойдется этот прорыв!»[27]

Действительно, когда надежды закрепиться на линии укрепрайонов на старой границе рухнули, командование Юго-Западного фронта было вынуждено бороться с угрозой охвата и окружения отходивших на восток армий. Вскоре за прорывом «линии Сталина» последовала катастрофа под Уманью, когда в окружение попали 6-я и 12-я армии. Ближайшим последствием прорыва линии укреплений стала потеря Житомира и выход немецких танков к Киеву. На контрудары по вытянутому по Житомирскому шоссе «пальцу» III моторизованного корпуса расходовались ценные резервы, прибывшие из глубины страны. В течение июля и августа 1941 г. германские танковые части вышли к важным в экономическом отношении районам Украинской ССР. Так, уже 25 августа 1941 г. военпред ГАУ на заводе им. Сталина в Сталино (Донецке) военинженер 3-го ранга Осипов писал:

«Потеря основного железно-рудного месторождения – Кривого Рога в ближайшее время поставит металлургические заводы Юга в тяжелое положение. Имеющиеся запасы руды на сегодня очень небольшие. Единственным выходом из создавшегося положения является использование железо-рудной пыли, имеющейся на заводе им. Сталина, посредством брикетирования ее на аглофабрике завода им. Кирова (г. Макеевка). Данное мероприятие уже осуществляется. На указанном суррогате можно будет работать еще один месяц»[28].

Не менее тяжелые последствия для экономики СССР имела потеря мощностей по производству ферросплавов в Запорожье. Сама география промышленности юга СССР вела к тесной взаимосвязи угледобывающих и железорудных районов страны. Потеря вторых даже при сохранении первых означала кризис в поставках металла промышленности. Киевский котел и потеря Донбасса осенью 1941 г. лишь ускорили этот процесс.

Одним словом, взлом укреплений на старой границе на Украине стал отправной точкой целой череды катастроф. Каковы же были объяснения? Попыткой ответа на закономерные вопросы о судьбе укреплений «линии Сталина» и причинах быстрого прорыва немцами их обороны стала статья полковника К. Черемухина в «Военно-историческом журнале». В ней утверждалось, что укрепрайоны на старой границе не только оказались разоружены с переносом границы на запад, но и «большая часть сооружений была засыпана землей»[29]. В дальнейшем версия об уничтожении укреплений получила свое развитие. В интерпретации диссидента П. Г. Григоренко она звучала так: «Им [укрепрайонам. – А. И.] уготована была иная судьба. Их взорвали, не дав сделать ни одного выстрела по врагу»[30]. При всей сомнительности этой версии она получила определенное распространение и тиражировалась в публицистике. Однако в последующем версия об уничтожении укреплений развития не получила и в 1990-е гг. с открытием архивов для независимых