Колчаковский террор. Большая охота на депутатов - Сергей Станиславович Балмасов

О степени близости представителей Учредительного собрания и чехословацкого командования свидетельствуют данные протоколов допросов конттразведкой Ставки 4, 13 и 15 декабря 1918 г. Локте(о)ва[240] Моисея Львовича (начальник культурно-агитационного отдела Народной армии КОМУЧ): «видно, что он не признает власть Колчака, говоря, что всякая диктатура, слева или справа, противоречит его политическим убеждениям;

Что он, Локтов, получив от Кириенко (челябинский областной комиссар Директории – ред.), бланки загранпаспортов, продал их бывшему председателю Учредительного Собрания Чернову и ему же через Фомина передал письма (важный момент относительно наличия их непосредственной связи для понимания дальнейших событий – ред.)».

Также при обыске у Локтова обнаружили «совместное печатное воззвание Совета управляющих ведомствами КОМУЧ и Чехосовета»[241] от 19 ноября, подписанное членами Учредительного Собрания Филипповским[242], Нестеровым, Веденяпиным, Климушкиным, уполномоченным Директории Знаменским и «председателем чеховойск доктором Влассак»: «Телеграмма членов Учредительного Собрания, уполномоченного Всероссийского правительства и представителя чеховойск.

Узнав о преступном государственном перевороте в Омске, губящем дело спасения России, созданного ее лучшими сынами и геройскими подвигами чехословаков, Совет управляющих ведомствами на территории Всероссийского Учредительного Собрания информирует чеховойска, что он не остановится ни перед чем, чтобы вырвать власть из рук изменников Родины и сохранить твердую демократическую власть, которая одна может спасти Россию. Совет примет все меры для сохранения порядка и спокойствия в тылу и на фронте, выражая надежду, что Чехосовет всячески поддержит его.

Председатель Совета, управляющий ведомствами, член Учредительного Собрания, Филипповский.

Члены Совета: члены Учредительного Собрания Нестеров, Веденяпин, Климушкин. Уполномоченный Всероссийского правительства Знаменский.

Председатель чеховойск доктор Влассак»[243].

Одобрение официальным чехословацким представителем такого документа значило для Колчака опасность столкновения с Чехкопусом, бороться против которого он был не в состоянии.

О готовности чехов наказать путчистов говорил сентябрьский опыт 1918 г. И.А. Михайлова и А.А. Грацианова.

Тем временем «учредиловцы» распространили листовку, в которой потребовали от Колчака «восстановить деятельность съезда членов Учредительного Собрания 1 января 1919 г. и созвать его»[244].

А созданный для борьбы против Колчака Совет управляющих КОМУЧ пытался опереться на Гайду, отправив на «переговоры» с ним «и другими ответственными представителями чешско-словацкого Национального Совета И.М. Брушвита и Н. Фомина» («учредиловцы»). Последний вошел и в «избранный для борьбы против колчаковского правительства Исполнительный Комитет»[245] из семи самых активных парламентариев.

Такое поведение Фомина, недавно громившего в Уфе своих коллег, его друг Колосов объяснял тем, «По натуре он был глубоко честным и искренним искателем правды», «метавшегося в ее поисках[246]. Настроение Фомина было очень тревожным. Он сделал большой изгиб вправо. Но революционный инстинкт делал свое дело»[247].

Собственных сил у учредиловцев в Екатеринбурге еще не было и Фомин должен был попытаться получить их защиту у Гайды, фактически руководившим там чехами. Нил Валерьянович имел с ним наработанные связи, будучи уполномоченным при нем Временного Сибирского правительства в июле 1918 г. на Иркутском фронте[248].

За это время они подружились и казалось, Фомину будет не сложно с ним договориться. Однако Фомин и И.М. Брушвит не могли найти его и чехословацкого коменданта Екатеринбурга майором Блага. Возможно, они, уже получив британские предостережения относительно действий против Колчака, не желали с ними встречаться.

А в это время 16 офицеров пытались арестовать в отеле «Пале-Рояль» 19 «учредиловцев»[249].

Тогда извещенные об этом Брушвит и Фомин попросили помощи у начальника местной чехословацкой контрразведки Я. Корженила. Тот предоставил им гарантии защиты, если все «учредиловцы» соберутся вместе[250]. После чего нашелся и Гайда, попавший, впрочем, в затруднительную ситуацию. С одной стороны, он был другом Фомина, обладавшего авторитетом среди иностранцев как «народный депутат», ориентированный на Антанту, и имевший огромные заслуги в свержении сибирских большевиков.

И он знал данные его коллегами гарантии «учредиловцам» и реакцию на происходящее высшего чехословацкого органа в Сибири – Чехосовета.

Однако, уже получив выгодное предложение от Колчака (вскоре стал командующим Сибирской армией), он, будучи человеком честолюбивым, мечтавшим о большой карьере, не мог игнорировать его требования арестовать «черновцев». И не было ли сделанное ему предложение Колчаком роковым в судьбе последнего?..

В любом случае, Гайда искал «Соломоново решение», почему, видимо, и позволил Брушвиту и Фомину найти себя в его штабе и сообщить об окружении «Пале-Рояля» колчаковцами. Судя по его поведению, он был в курсе действий колчаковцев и не препятствовал им. Тогда они спросили, действительно ли решили арестовать Чернова? Он подтвердил это[251], фактически поддержав колчаковцев.

Однако далее на переговорах с Фоминым и Брушвитом Гайда «смягчил требования к Съезду, сначала настаивая на аресте Чернова, и Вольского, затем лишь первого, и высылки всех учредильщиков из города»[252].

Соответственно, речи уже об использовании чехов против Колчака не шло. Необходимо было спасать самого главу всероссийского парламента, которого Гайда решил продать за мундир колчаковского командарма.

Фомин и Брушвит, выразив ему на это возмущение, заявив, что не намерены более с ним иметь дело, пошли к выходу». (Чернов тогда как объявили представители чехословацкого командования, находился в гостинице под «охраной» от колчаковцев).

Гайда в волнении остановил их, не желая конфликта с чехословацким руководством, имевшим другое мнение относительно «учредиловцев». Видимо, понимал, что риск велик – в случае неудачи он мог не получить Сибирскую армию и утратить позиции в Чехкорпусе. «Гайда отменил свое распоряжение арестовать и изолировать Чернова, и предоставил всем «учредителям» возможность уехать с приданной им охраной»[253]. Что фактически подтверждает и сам Чернов[254].

Однако, стремясь найти компромисс и одновременно дороже продать свою «шпагу» Колчаку, Гайда попытался обмануть «учредильщиков», навязывая им переезд в небольшие сибирские города, где их могли легко арестовать, но Фомин и Брушвит выступили против[255]. Подобное поведение позволяло ему не поссориться ни с чешским командованием, ни с Колчаком: с одной стороны, он срывал расправу с «учредиловцами», но с другой мешал им бороться против путчистов.

Так, в своем письме «неизвестному сподвижнику» Н. Фомин писал «Гайда задержал опубликование обращения (Съезда Учредительного Собрания) с призывом о борьбе против переворота. Аналогичным образом он поступил и с приказом Колчака» (ставящего «учредиловцев» вне закона – ред.)[256], видимо, еще не определившись, какую сторону поддержать»[257].

В свою очередь, прокурор Казанской судебной палаты Н. Миролюбов[258], который еще не раз будет упомянут в книге, доложил «наверх» относительно задержки на сутки «чешскими властями в Екатеринбурге воззвание Колчака»[259].

Тем временем по данным Фомина «Чехословацкий Национальный Совет снова заверил в своей позиции и полной неприкосновенности членов