Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

Правда, это было небольшое объединение радикалов, да и все Циммервальдское движение не казалось первоначально влиятельным, но Февральская революция, которая привела некоторых циммервальдцев в Совет, а затем и во Временное правительство, изменила масштаб его деятельности. Статус же лидера международной группы интернационалистов способствовал укреплению авторитета Ленина в партийной среде.

Глава 2

Язык гражданской войны весной 1917 года

К. В. Годунов, Р. А. Шумяков 

1. «Гражданская война началась и разгорается»: язык противостояния в дни падения самодержавия

Как использовалось понятие гражданская война в дни Февральского восстания? Забастовки, демонстрации, схватки протестующих с полицией, привлечение войск к подавлению беспорядков, разгромы магазинов, использование огнестрельного оружия, особая эмоциональная атмосфера на улицах столицы — все это делало применение названного словосочетания неизбежным.

23 февраля начались забастовки и демонстрации, толчком к которым послужили перебои с поставками продовольствия в столицу и панические слухи о надвигающемся голоде[273]. Волнения продолжились 24 февраля. Если ранее стачки и демонстрации оставались преимущественно явлением Выборгского района, то с этого дня протест охватил и другие части города[274].

Уличные события побудили Государственную думу обратиться к обсуждению продовольственного вопроса. Если члены кадетской партии А. И. Шингарев и Ф. И. Родичев выступали за создание министерства доверия и за передачу продовольственного дела в руки городской думы, то социалисты Н. С. Чхеидзе и А. Ф. Керенский шли гораздо дальше. Чхеидзе, лидер меньшевистской фракции, заявил:

Господа, приветствую всевозможные ваши радикальные резолюции, я поддерживаю все меры, но, господа, эти люди [правительство] действуют, когда нужно, с оружием. Мы не знаем, господа, это оружие не пущено ли уже в ход на улицах Петрограда? И вот, господа, тогда эти люди выходят на улицу с оружием в руках и объявляют гражданскую войну, готовят пулеметы, может быть, есть уже расстрелянные, то как быть с такими людьми? <…> когда эти люди выступают с оружием, когда проливают кровь уже здесь, внутри страны, а не там, на фронте, то вы вашими резолюциями ничего с такими людьми не поделаете. Я заявляю, господа, что улица заговорила. Единственное, что остается теперь в наших силах, единственное средство — дать этой улице русло, здоровое русло, идя по которому и организуясь, ей дана была бы возможность иметь то самое правительство, которое ей нужно[275].

Лидер меньшевистской фракции считал необходимым активизировать роль Думы и перейти к решительной борьбе с царским правительством не путем переговоров и вынесения резолюций о создании министерства доверия, а объединяясь с восставшими рабочими. Чхеидзе использовал слух о пулеметах, получивший затем большое распространение: расстрелов еще нет, хотя разговоры об использовании скорострельного оружия уже получили хождение[276]. Оратор играл на страхе перед гражданской войной для давления на членов Государственной думы, что обостряло конфликт Думы и правительства, которое, по мнению Чхеидзе, выступало в роли внутреннего врага.

25 февраля массовые протесты переросли в схватки демонстрантов с полицией, и власти решили применить вооруженную силу. 26 февраля войска открыли огонь по демонстрантам. Использование полков столичного гарнизона при подавлении «беспорядков» вместо умиротворения вызвало обратный эффект. 27 февраля солдаты запасных батальонов гвардейских полков взбунтовались, на улицах начались перестрелки[277].

Эти события побудили теперь и председателя Государственной думы М. В. Родзянко употреблять словосочетание гражданская война. Если Чхеидзе использовал страх перед гражданской войной для давления на депутатов, то Родзянко стремился влиять на императора, отправляя Николаю II телеграмму:

Занятия Государственной думы указом вашего величества прерваны до апреля. Последний оплот порядка устранен. Правительство совершенно бессильно подавить беспорядок. На войска гарнизона надежды нет. Запасные батальоны гвардейских полков охвачены бунтом. Убивают офицеров. Примкнув к толпе и народному движению, они направляются к дому министерства внутренних дел и Государственной думе. Гражданская война началась и разгорается[278].

Если Чхеидзе с помощью страха перед гражданской войной пытался побудить Думу занять жесткую позицию в конфликте с правительством, то Родзянко просил императора «вновь созвать законодательные палаты», распущенные царским указом 26 февраля, и приступить к созданию министерства доверия[279]. Содержание телеграммы Родзянко изложил членам Совета старейшин[280]. Показательно, что в «Известиях», издававшихся комитетом петроградских журналистов с 27 февраля, в качестве «Второй телеграммы председателя Гос<ударственной> думы царю» был опубликован текст, не содержавший упоминания гражданской войны[281]. Возможно, используя понятие гражданская война, Родзянко стремился воздействовать на императора, но вызывать чрезмерный страх у жителей Петрограда подобными сообщениями он не планировал.

Уже при сопоставлении двух приведенных выше высказываний о гражданской войне можно заметить разницу в ее понимании. Социал-демократ Чхеидзе, прибегший к словосочетанию гражданская война еще до того, как огнестрельное оружие было применено против стачечников и демонстрантов, когда войска еще были верны правительству, имел в виду гражданскую войну правительства и народа, которая могла перерасти в вооруженную борьбу. Родзянко же вел речь об уже начавшемся вооруженном противостоянии внутри армии, восстании солдат против офицеров. Именно после 27 февраля для описания событий все чаще начинает использоваться словосочетание гражданская война.

Попытки Родзянко добиться от императора уступок не увенчались успехом. Николай II направил на подавление восстания войска под командованием генерала Н. И. Иванова, который был назначен командующим Петроградским военным округом с чрезвычайными полномочиями.

Между тем посылка такого контингента в столицу, охваченную солдатским восстанием, таила опасность внутренней войны, что понимали и некоторые чины Ставки. Директор дипломатической канцелярии при Ставке Верховного главнокомандующего Н. А. Базили вспоминал о беседе с адмиралом А. Д. Бубновым и генералом Н. И. Ивановым, состоявшейся 27 февраля. Они полагали, что использование войск против Думы окончится неудачей, и выступали за политическое разрешение разрастающегося кризиса:

…было бы предпочтительнее искать почву для согласия с Думой и таким образом отделить относительно умеренное крыло от радикальных партий. Нужно было любой ценой избежать распространения гражданской войны, со всеми ее гибельными последствиями как для монархии, так и для продолжения войны и будущего страны. Пожилой генерал ответил, что он близок к тому, чтобы разделять наше мнение. Я счел своим долгом на следующее утро повторить генералу Алексееву то, что я сказал Иванову[282].

Если верить источнику, военачальник, посланный на усмирение восстания, не возражал против того, что его миссия должна быть ограничена, чтобы избежать гражданской войны, и такое мнение было известно начальнику штаба Верховного главнокомандующего генералу М. В. Алексееву и самому Николаю II. Согласно показаниям Н. И. Иванова Чрезвычайной следственной комиссии, при последней аудиенции с царем накануне отъезда 28 февраля он, узнав о колебаниях в войсках Петроградского гарнизона, прямо заявил императору: «Ваше величество, я решил войска не вводить, потому что, если ввести войска, произойдет междоусобица и кровопролитие». Император