Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

В тот же день, 27 февраля, Государственная дума стала склоняться в сторону более решительных действий. Ближе к вечеру был образован Временный комитет Государственной думы (далее — ВКГД)[284], который в ночь на 28 февраля заявил, что вся государственная власть переходит к нему. Восставшие полки стали заявлять о верности Государственной думе, начались аресты царских министров и сановников. Вечером в Таврическом дворце образовался Временный исполнительный комитет Петроградского Совета рабочих депутатов[285], объявивший о необходимости произвести выборы в Совет от заводов и воинских частей[286]. Лидеры Совета были настроены довести борьбу с монархией до конца. Социалисты разного толка, возглавившие Совет, пользовались поддержкой революционной улицы, их позиция оказывала воздействие и на ВКГД.

Лидеры ВКГД, которым стало известно об отправке войск под командованием генерала Иванова вечером 27 февраля[287], не могли знать об умеренных взглядах предводителя карательной экспедиции. Тем же вечером ВКГД выпустил ряд воззваний к населению Петрограда с извещением о взятии власти[288]. Кроме того, в ночь с 27 на 28 февраля комитет разослал телеграммы всем высшим военачальникам, включая начальника штаба Ставки М. В. Алексеева, о взятии власти в свои руки, о скором водворении спокойствия в тылу и восстановлении правильной работы правительства.

На следующий день, 28 февраля, М. В. Алексеев убеждал генерала Иванова не начинать активных боевых действий. По словам Алексеева, «Временное правительство под председательством Родзянко» взяло под контроль ситуацию в столице, а значит, «переговоры приведут к умиротворению, дабы избежать позорной междоусобицы, столь желанной нашему врагу, дабы сохранить учреждения, заводы и пустить в ход работы»[289]. Как Иванов, так и Алексеев, вероятно, учитывали, что в распоряжении ВКГД есть военная сила — полки столичного гарнизона. Военачальники опасались «междоусобицы»: столкновения войск, лояльных царю, и сил, поддерживавших ВКГД.

Надежду на мирное разрешение кризиса высказывал и главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта генерал А. А. Брусилов. Вечером 1 марта он передавал императору через министра двора графа В. Б. Фредерикса, что в условиях мировой войны «вести междоусобную брань совершенно немыслимо, и она означала бы безусловный проигрыш войны к тому времени, когда вся обстановка складывается для нас благоприятно»[290]. Генерал призывал «мирно и быстро закончить страшное положение дела»[291].

Таким образом, представители военного командования описывали внутреннюю войну как угрозу в условиях войны мировой; столкновения воинских частей, по их мнению, могли подорвать боеспособность армии и привести к поражению в войне[292]. Высшие военачальники были склонны пойти на компромисс с ВКГД и добивались согласия царя на уступки. М. В. Родзянко, ведший переговоры со Ставкой и командующими армиями, использовал страхи перед гражданской войной, которые испытывали военные. Вечером 1 марта, к моменту прибытия Николая II во Псков, где располагался штаб Северного фронта, революция уже распространилась на Москву, Кронштадт и Балтийский флот, что делало такие опасения в глазах военных еще более реальными. Командующему фронтом Н. В. Рузскому, заручившемуся поддержкой Алексеева, удалось убедить царя пойти на уступки: Николай II согласился образовать министерство, ответственное перед законодательными палатами, и отменил экспедицию генерала Н. И. Иванова[293].

Однако к 1 марта положение в Петрограде, равно как и соотношение сил в ВКГД, значительно изменилось[294]. Большинство комитета теперь решило добиваться отречения Николая II в пользу цесаревича Алексея при регенте — великом князе Михаиле Александровиче, брате царя. Сыграла роль и радикализация солдат и рабочих Петрограда.

К тому моменту, когда Николай II согласился на введение ответственного министерства во главе с Родзянко, лидеры ВКГД уже не удовлетворялись этим. Довести до армии новые требования столичных политиков предстояло председателю Думы, и ранним утром 2 марта во время переговоров с главнокомандующим армиями Северного фронта Н. В. Рузским он вновь использовал страх перед внутренними столкновениями для давления на собеседника. В то время как Рузский передал Родзянко предложение императора составить ответственное министерство во главе с председателем Думы, последний отвечал, что это предложение запоздало, происходит одна «из страшнейших революций, побороть которую будет не так-то легко», и предупреждал, что «присылка генерала Иванова с георгиевским батальоном только подлила масла в огонь и приведет только к междоусобному сражению»[295]. Единственным выходом он называл отречение в пользу цесаревича Алексея при регентстве великого князя Михаила Александровича. Таким образом, чтобы добиться мира в тылу и успешно продолжать войну, требовалось согласиться уже не только на ответственное министерство, но на отречение Николая II.

Во время разговора Рузский высказывал озабоченность подготовкой предстоящей весенней кампании в свете развернувшихся событий[296]. На весну 1917 года Россией совместно с союзниками по Антанте было запланировано наступление на всех фронтах, которое союзники рассматривали как последнее усилие на пути к победе в мировой войне[297]. Отвечая на опасения Рузского, Родзянко заверял: «Наша славная армия не будет ни в чем нуждаться»[298]. Тем самым, стремясь добиться нужного эффекта в разговоре с Рузским, Родзянко артикулировал главное ожидание военных: ведение войны будет продолжено до победы.

По завершении разговора с Родзянко главнокомандующий армиями Северного фронта уведомил о его итогах М. В. Алексеева. Начальник штаба Верховного главнокомандующего запросил мнения командующих армиями фронтов. Показательно, что в сохранившемся черновом варианте предписания имелась фраза:

Между тем, обстановка крайне серьезна. По имеющимся сведениям, в Царском Селе не осталось верных войск. Дворец занят войсками, и нынешнее сравнительное спокойствие в Царском Селе может быть каждую минуту нарушено, и царской семье грозит смертельная опасность. Отказ государя от предъявляемых требований (отречение. — Авт.) может повести к кровопролитному междоусобию и гибели России[299].

Начальник штаба полагал, что возвращение царя к идее карательной экспедиции может вызвать столкновение с верными ВКГД войсками и поставить под угрозу жизнь членов царской семьи. В итоговом документе, разосланном командующим фронтами, этой фразы нет[300].

Отголосок этой фразы, однако, находим в разговоре генерал-квартирмейстера штаба Верховного главнокомандующего А. С. Лукомского с генералом Ю. Н. Даниловым. Лукомский, сообщая Данилову, находившемуся в штабе Северного фронта, о просьбе Алексеева срочно разбудить императора и доложить о разговоре Рузского с Родзянко, говорил о том, что «выбора нет, и отречение должно состояться»[301]. Эту позицию Лукомский мотивировал так:

Если [царь] не согласится [на отречение], то, вероятно, произойдут дальнейшие эксцессы, которые будут угрожать царским детям, а затем начнется междоусобная война; и Россия погибнет под ударом Германии, и погибнет вся династия. Мне больно это говорить, но другого выхода нет[302].

Алексеев, по-видимому, не решился сообщать об опасности, грозящей царской семье, всем командующим фронтами, поскольку это могло бы иметь непредсказуемые последствия, но в то же время рассчитывал на то, что Данилов сообщит об этой