Над облаками - Владимир Викторович Мороз

ужиться. Поползли слухи о скорой войне. Это только вы очевидного не замечали. Я в первый день нашего наступления, вечером двадцать второго числа, некоторых пленных опрашивал. Они рассказывали, что накануне, в субботу, лекцию слушали о планах английских империалистов напасть на СССР и о том, что немецкие войска – это всего лишь отвлекающий маневр Адольфа Гитлера перед броском за Ла-Манш. Как можно было верить в подобный бред и не замечать происходящего? Но не суть, когда стало ясно, что война – дело ближайшего времени, рассказал я Веикко о своем желании попасть в Россию, пусть даже на броне немецкого танка. Он похлопотал перед нашим военным командованием, те тоже в стороне не остались, и пошло-поехало. К тому же Финляндия с Германией крепко дружили, впрочем, как и Советский Союз, поэтому финская молодежь активно учила немецкий язык. Веикко мечтал отправить старшего сына в Берлинский университет, поэтому нанял репетитора, который приходил три раза в неделю. Вечером всё равно работы почти нет, вот хозяин меня тоже на эти занятия пристроил. Так что через год я вполне сносно мог общаться на немецком. В общем, совместными усилиями всех знакомых и незнакомых мне людей забросила меня судьба в третью танковую. Им как раз в разведывательный батальон был нужен человек, знающий русский язык. Мой бывший командир дивизии хорошие рекомендации выдал, не забыл, кстати, про тот бой за Максимансаари написать. Может быть, это тоже повлияло. Взяли меня без особых трудностей, звание капральское сохранили, новую форму выдали. С коллективом сошелся быстро, успел и в лагерях побывать, и на учениях, где нас муштровали без конца. Как-то так, – подвел итог своего рассказа Винников. Шумно выдохнул, хлопнул себя по коленям: – Всё, капитан, выложил как на духу, теперь можешь спрашивать. Юлить не буду.

– Что ж ты, тварь, Родину-мать свою предал? – Гаврилов встал из-за стола, подошел к пленному и внимательно посмотрел на него: – Почему подстилкой фрицевской стал?

Мужчина вскочил с полена, в его глазах сверкали молнии.

– Родину? Родину?! – вскричал он, багровея от гнева. – Вот это чудовище, которое превратило меня в животное? Лишило детства, юности, выбросило на улицу, сделало сиротой и убило всех, кого я знал и любил?! А потом годами издевалась, требуя слепого повиновения, превращая в забитого запуганного раба. Ты об этой Родине, комиссар? С чего это вдруг ты и тебе подобные решили, что они и есть моя Родина? Вы превратили огромную страну в ад, уничтожив цвет нации, паразитируя на бесплатной работе миллионов заключенных, лишили крестьян вековой способности работать на земле, загнав их в колхозы с кабальными условиями! Теперь гордитесь этим? А ради чего? Ты можешь ответить, ради чего вы это сделали? – Пленный с ненавистью смотрел на комиссара, который вытащил из кобуры пистолет и сейчас нервно сжимал его рукоятку, не отрывая взгляда от противника.

– Ну-ка, быстро успокоились! – в свою очередь заорал Солоп и со всей силы ударил рукой по столу. – Семеныч, отойди от него и сядь на место! Я приказываю!

Гаврилов бросил злой взгляд на комбата и сделал шаг назад.

– Если эта гнида не прекратит оскорблять мою страну, пристрелю, – в сердцах сказал он, усаживаясь на свое место и положив оружие перед собой.

– Наругаетесь еще. – Петр Тихонович кивнул в сторону пленного: – А ты чего вскочил? Садись. Теперь я буду вопросы задавать. В какой части служишь? Цели и задачи?

– Хорошо. – Винников уселся на полено. Со всей силы втянул ноздрями воздух, успокаиваясь. – Капитан, говорил же тебе в самом начале: или переводчика нормального найди, или сам научись документы читать. Пригодится.

– Не умничай, – подал голос комиссар, но пленный проигнорировал этот выпад.

– Служу в третьей танковой дивизии, разведывательный батальон. Воинское звание: унтер-лейтенант, неделю назад погоны получил.

– А чего не лейтенант или капитан? – язвительно вмешался Гаврилов.

– Так у нас в армии другие принципы, – Семен усмехнулся, – звания дают за заслуги, а не за то, как ты яростно задницу начальнику вылизываешь.

– Ах ты, падла! – подскочил комиссар.

– Сядь на место! – приструнил его Солоп. – Еще слово – и выйдешь наружу. Не мешай допрашивать военнопленного!

– Понял, извини. – Гаврилов уселся, продолжая ерзать на месте.

– Какую задачу выполняют дивизия и разведбат?

– Дивизия после переправы через Березину должна рывком, не отвлекаясь на добивание противника, проскочить до рубежа Жлобин – Рогачев, форсировать Днепр и закрепиться на плацдарме, дожидаясь подхода основных сил. – Пленный говорил спокойно-деловым голосом ведающего человека. – Моя группа имела задачу обследовать территорию южнее и восточнее Глуска с целью уточнения обстановки и выявления противника. У командования нет четкого представления о силах Красной армии в этих местах, поэтому нужно выяснить, имеется ли потенциальная угроза правому флангу. Тем более что в тылу еще находятся окруженные советские дивизии, чей разгром не завершен. Также массы разрозненных военнослужащих, гражданские беженцы и советские руководящие кадры пытаются выйти в советский тыл. А это уже вторая задача группы – задерживать служащих Красной армии, советских чиновников, разоружать и отправлять в лагеря, для дальнейшей фильтрации. Всех беженцев разворачивать и под угрозой применения оружия заставлять возвращаться домой. Еще вопросы будут?

– Какие потери дивизии?

– Ну, капитан, как унтер может располагать такими данными? Шутишь? – снова улыбнулся пленный. – Навскидку – не очень большие. Несколько раз попадали в серьезные бои, но по-настоящему опасного положения не было, темпы наступления выдерживаются. Иногда ваши окруженцы нападают на тылы, но пока всё в норме. С топливом, боеприпасами, ремонтной базой проблем нет.

– Много таких групп катается по этому району?

– Достаточно. Около десятка. Каждая имеет схожие задачи. Приказ на рейд выдается индивидуально.

– Где расположен штаб дивизии?

– В Бобруйске. Прямо в крепости.

– Что скажешь о нашей армии? Твои впечатления?

– Честно? – Винников внимательно посмотрел на командира батальона. – Мнение двоякое. За эти дни насмотрелся всякого. От героизма до откровенного предательства. Пока одни стоят насмерть, другие пачками сдаются в плен. И не просто сдаются – тут же выдают командиров, комиссаров и евреев. Даже упрашивать не надо. Пожалуй, это самое противное из того, что происходит. Командование у вас откровенно плохое. Недальновидное, я бы сказал. Видимо, прав был Геббельс с компанией: всех грамотных вы погубили, оставив одних бездарей. Эти вам дров наломают. Не скажу, что мы всегда воюем грамотно, тоже ошибок хватает. Но с вами не сравнить. Поэтому, думаю, война будет кровавой, но недолгой. Скорее всего, к осени вермахт возьмет Москву.

– Лично ты чем потом займешься? – Солоп навис над столом, глядя пленному в глаза. – Если выживешь.

– Если выживу? – Тот ненадолго задумался. – Знаешь, капитан, немцы для меня всего лишь оружие. После окончания войны, скорее