Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

как и всякая другая, требует войск, и прежде всего перволинейных войск. Ими и должны явиться вооруженные рабочие батальоны. Для «Правды» воспоминания июньских дней (1848 года. — Авт.), истории того, как набранные наполовину из буржуазии, наполовину из подонков общества, мобили раздавили парижский пролетариат, стоит, собственно, на втором плане. «Правда» не обороняться хочет от предательской буржуазии, а нападать на нее[440].

Стремление, по мысли автора, «форсировать события», понятное у «Правды» «с ее максималистской программой», было для Юшкевича необъяснимо в отношении «Известий», «сбивающихся в последних номерах на тон „Правды“»[441]. Анализируя утверждение «Известий», что красная гвардия должна стать оплотом демократии против реакции, Юшкевич полагал, что под «реакцией» имелись в виду «правые буржуазно-либеральные круги». Сотрудник «Дня» заключал: «Против Временного Правительства как организационного центра буржуазной контрреволюции и направлено, очевидно, требование красной гвардии…»[442]

Как можно заметить, логика рассуждений о гражданской войне изменилась. Предыдущие публикации о розни, внутренней смуте, междоусобии, гражданской войне были явно или неявно направлены против левых радикалов: в них фиксировалась опасность внутреннего гражданского конфликта перед лицом внешнего врага, постулировалась заинтересованность в этом Германии и старого режима, утверждался консенсус вокруг целей войны и единение против сторонников радикального конфликта. В статье же Юшкевича на первый план помещались большевики как сознательные сторонники углубления конфликта. Апеллируя к памяти о ключевом для социалистов событии Февральской революции во Франции — подавленном восстании пролетариата 22–26 июня 1848 года[443], большевики, по мысли Юшкевича, подрывали единство «всех живых сил», достигнутое в дни Февральского восстания и приведшее к победе революции, и тем самым выступали сторонниками гражданской войны. В его статье проговаривалась угроза, которая, по мысли многих социалистов, могла стать причиной гражданской войны, — конфликт «буржуазии» и «демократии».

Полномасштабное использование против Ленина и его сторонников образа «партии гражданской войны» началось с момента возвращения лидера большевиков в Россию и оглашения «Апрельских тезисов». Доклад Ленина на объединенном собрании меньшевиков и большевиков 4 апреля, предполагавший отказ от поддержки Временного правительства, переход власти в руки пролетариата и беднейшего крестьянства, всеобщее вооружение народа, был тогда же расценен социал-демократом И. П. Гольденбергом как стремление «водрузить над Россией знамя гражданской войны»[444].

Многочисленные публикации прессы создавали впечатление, что против Ленина объединились все газеты: от консервативных «Нового времени» и «Русской воли» до меньшевистской «Рабочей газеты» и эсеровского «Дела народа». В борьбе с Лениным и его идеями в ход были пущены образы германского шпионажа, подрывной работы на благо германского империализма, предательства интересов родины, стремления к сепаратному миру[445].

Большую роль в пропагандистском наступлении на левых социалистов их противники отводили теме гражданской войны. По словам редактора «Русской воли» Н. А. Гредескула, Ленин «не только за немедленное прекращение войны с Германией, но и за немедленное открытие гражданской войны внутри самой России»[446]. В качестве социал-демократического антипода Ленина консервативная и либеральная части политического спектра представляли Г. В. Плеханова, который занимал оборонческие позиции еще до Февраля, за что его тогда критиковали и некоторые будущие революционные оборонцы. Расхожим становится его высказывание о «призывах Ленина» как «безумной и крайне вредной попытке посеять анархическую смуту в русской земле»[447].

Вплоть до Апрельского кризиса Ленин и «ленинцы» были главным, а в большинстве случаев и единственным олицетворением гражданской войны, которая вела к контрреволюции, гибели свободы и реставрации монархии. Не все большевики, однако, приняли тезисы Ленина. Исход внутрипартийных дискуссий не был ясен до конца апреля, поэтому использование образа «ленинцев» оборонцами разного толка порой отражало надежду на раскол у большевиков: предполагалась, что умеренное крыло партии возьмет верх над сторонниками Ленина.

Наиболее активно пропагандистскую кампанию против Ленина и «Правды» вела «Русская воля», за 5–18 апреля прибегавшая к образу гражданской войны не менее чем в одинадцати публикациях, что встречало зеркальный ответ в контрпропагандистской деятельности большевиков: именно на материалы этой газеты большевики чаще всего реагировали тогда в «Правде». «Русская воля» создавала картину тотального отторжения «проповеди» Ленина, сравнивала его с самодержавием Николая II и черносотенцами, рисовала перспективы погромов и аграрных бунтов.

Вместе с тем спектр интерпретаций гражданской войны расширился. Тема заинтересованности Германии в конфликте внутри России сохранялась в пропаганде сторонников войны, ярким примером в этом отношении выступало консервативное «Новое время»[448]. «Русская воля» же предложила ряд новых мотивов. Газета апеллировала к опасности раскола в среде социалистов, продолжая тем самым эксплуатировать идею единства:

В вопросе объединения социал-демократических фракций, даже социалистических партий заинтересованы все, кто так или иначе участвует в политической жизни страны. Участвовать же в ней должны все граждане России.

Раскол и социальная революция, во имя которой Ленин стремится развязать гражданскую войну, чреваты потерей политической свободы:

Провозглашенный Лениным призыв к гражданской войне во имя социальной революции — это уже не вопрос фракционной тактики, а вопрос жизни и смерти нашей политической свободы. Это тот нож в спину русской революции, который, по выражению «Рабочей Газеты», занесен слева[449].

Другим пропагандистским приемом газеты стала концентрация на связи гражданской войны и насилия. «В переводе на обывательский язык, — писал анонимный автор редакционной статьи о призывах Ленина, — это означает: да здравствует погром, да здравствует разбой, да здравствует всякий насильственный захват»[450]. Лидер большевиков, по мысли публициста «Русской воли», уподоблялся самодержавному правительству, которое утопило Манифест 17 октября 1905 года «в крови, при помощи гражданской войны, при помощи погромов и аграрных бунтов»[451]. Предложив новые приемы репрезентации гражданской войны и левых радикалов как ее протагонистов, «Русская воля» сместила фокус своей пропаганды, сосредоточившись на таких последствиях гражданской войны, как контрреволюция, реставрация монархии и гибель свободы.

Темы контрреволюции и гражданской войны связывали в своих публикациях и социалисты-оборонцы. Газета «День» утверждала: «„Правда“ несомненно является первым партийным органом контрреволюции»[452]. С этим утверждением была солидарна и группа сторонников Г. В. Плеханова «Единство», издававшая одноименную газету. В газете сочувственно цитировали «День»:

Гражданская война рвет революцию изнутри. Поставленная лицом к лицу пред социальной борьбой, буржуазия перестает быть революционным зодчим. В союзе с реакцией она окружает враждой и ненавистью рабочий класс и беспощадно крошит его силы, которые он накопил за время революции. Вот почему «декреты» Ленина не только теоретически беспомощны, но, извращая бессознательно перспективы русской революции, ведут рабочий класс к катастрофе[453].

Упоминание в оригинальной публикации «Дня» Парижской коммуны[454] делало мысль автора предельно ясной для читателя, знакомого с основами марксизма: радикализм пролетариата может толкнуть буржуазию в лагерь контрреволюции, а возможно, даже побудить к союзу с внешним врагом, как было в случае с подавлением Парижской коммуны. Ленин разрушал «единение всех живых сил»,