Выписка из журнала маневренных карточек (За период с 04.07.1977 по 17.11.1998) - Павел Георгиевич Вишняков

журнал контроля и принялся перелистывать страницы. Потом принёс журналы за прошлый год, но и там ничего не обнаружилось, да и не могло обнаружиться! «Ну, извини, Паша, давай чаю попьём, что-ли…» Какой чай: докладывать надо, звонить надо – я вновь помчался вниз по сопке.

А в это время Виктор Николаевич Кислицын методично доводил до инфаркта командира дивизии и начальника политотдела, требуя от них крови корреспондента «Красной звезды» на СФ: «Что значит «Мы не можем вызвать его»? А вы вызовите! Я хочу от него услышать извинения! Меня на весь военно-морской флот ославили! Вы хотите, чтобы я сам в коррпункт пошёл? Не хотите? Так вызывайте его сюда!»

Услышав из коридора отголоски этого спора, я понял, что время у меня есть и вновь сел на телефон у оперативного 10 бригады. Совсем недавно флагштурмана бригады Аббасыча Багирова перевели в помощники Главного штурмана флота и я рассчитывал на его содействие. «Какая помощь, Паша, что ты от меня хочешь? Штефанов видел уже статью, да. Что сказал? Усмехнулся, сказал «щелкопёры». Про тебя? Ничего не сказал, а что про тебя говорить? Ты что не знаешь, что бывает, когда «Веди» дают? Ты бы уже разорился. Как разорился? Да в кабак меня водить разорился, зачёты-то как пересдавать? Всё, отстань, не до тебя…»

Слегка успокоенный, я перезвонил на флотилию. Удовица, видимо, уже разобрался в обстановке: «Ну, проверил на Алыше? Я знаю, что ты там был, они мне перезвонили. Ладно, забудь,» – и положил трубку.

Потом были походы в редакцию «На страже Заполярья» – одиночные и совместные, с командиром… Но так и не встретился я с этим парнем, вставившим название моего корабля в рассказ о важной и нужной боевой работе постов рейдовой службы.

Витя мне потом разъяснил, что не просто так наше название ему дали – его, командира нашего беспокойного и неудобного, в очередной раз готовили к снятию, а он разворачивал очередной этап своей борьбы за правду, которая и привела его в 90-х годах к Рохлину, лишила семьи, нормальной человеческой жизни… Даже уволившись, он не успокоился и продолжал жить на Севере, переезжая из гарнизона в гарнизон, агитируя против ельцинской банды воров и мерзавцев. И умер в Полярном от сердечного приступа…

Может, это ему сигнал был, а он не разобрал его?

Бюстик

Первый раз зайдя в каюту командира скр Ленинградский комсомолец, я сразу же встретился взглядом с маршалом Жуковым.

Бюст маршала, выполненный из блестящего металла, выглядел увесисто.

Маршал был похож на себя самого с фотографий в Карлхорсте, грудь кителя украшали четыре геройских звезды, деталировка исполнения которых позволяла предположить некую заднюю мысль автора. Что впоследствии Виктор Николаич и подтвердил, разразившись гневной филиппикой в адрес недавно почившего генсека.

Бюстик был свидетелем всего происходившего в командирской каюте, именно ему, как мне представлялось, Кислицын доверял свои сокровенные ночные мысли. Командир никогда не брал его за голову – двумя руками и под плечи, Жуков покидал свою место на бортовой полке под иллюминатором кабинета только на выход в море.

Пару раз его забывали положить на койку, и раздосадованный маршал на качке начинал летать по каюте, круша мебель и производя звуки. Вахтенный офицер, не дожидаясь окрика командира, орал по всем линиям трансляции: «Специалисту СПС прибыть на объект приборки!!!»…

Бюст никого не оставлял равнодушным: к жуковскому имени обращался командир, обосновывая необходимость закручивания гаек и двухсменки офицерского состава, Жуков был первым, кого встречали многочисленные проверяющие, заходя в сопровождении дежурного к командиру.

Некоторые из них помалкивали по этому поводу, некоторые понимающе усмехались. Встречались экземпляры, напоминавшие Виктор Николаичу об исторических решениях пленума ЦК КПСС 1957 года, осудившего боннапартизм, режим личной преданности и умаление роли политорганов. Таких Витя не отпускал без душеспасительных бесед, щедро снабжённых мрачными предсказаниями, злобными взглядами исподлобья и распухшей кулей на лбу…

Этот бюстик ему и хотели поставить в виде вишенки на торте при подготовке персонального дела, но времена изменились, и местечковые Мехлисы затаились до поры-до времени.

Должок

Надо сказать, что служба моя на Ленкоме сразу не задалась. Виктор Николаич Кислицын заподозрил во мне «технократа и троцкиста, который пришёл на «полированный крейсер» для того, чтобы через пару лет уйти на классы, а потом просиживать штаны в береговых штабах». Мои попытки «иронично» возражать во время представления по случаю прибытия для дальнейшего прохождения службы привели к ожидаемому результату – Витя взялся меня прессовать так, как он один умел…

О, эти замечательные пассажи в мой адрес, никогда их не забуду – «Вы правой рукой в левый карман каждый месяц получку секретаря обкома кладёте…», «В вашей схеме швартовки эстетики на полведра шаровой краски…». А чего стоило обвинение, когда Ленком на пару с Резвым мотался по осенней штормовой Атлантике, пытаясь противостоять развернувшимся на учения «Осенняя свадьба» флотам НАТО во главе с АВМ «Америка» – «Пристально наблюдает с сигнального мостика за кораблями вероятного противника, выбирая момент для побега». Ну, справедливости ради, надо сказать, что последний пункт сформулировал замполит – легендарный Коля Моцар, достойный наследник славы протоукров, – но Витя не особо сопротивлялся и взял пунктик на вооружение…

На дежурство по кораблю полгода сдавал – дурью мерялись с ним, стыдобища до сих пор, мои друзья мои вахты за меня несли… Пока не выучил ст. 727 КУ ВМФ «Обязанности дежурного по кораблю» наизусть.

Много чего было весёлого… «Где вы ходите, штурман? Почему не руководите приборкой? – Да я, товарищ командир… – За подрыв боевой готовности предупреждаю вас о неполном служебном соответствии!» И ведь всё писал в карточку – каждый выговор, строгач, НССов было два – впору было меня снимать с должности, но загремел я в госпиталь с сердечным приступом поле очередного ночного разговора с ним, а когда вернулся на корабль, то меня встретила странная обстановка.

«Ну вот, Пашик вернулся, отличник наш,» – такие слова я услышал от дежурного по кораблю инженера БЧ-7 Кости Смирнова, Да ну тебя, – отмахнулся я и помчался в штурманскую: Ленком готовился всплывать из ПД-50, что там у меня в гиропосту? Получили ли свежие карты из корректорской? А хронометр? Хронометр-то сдавали в проверку без меня? Тут ещё и командир как-то странно посмотрел, когда я докладывался о прибытии из госпиталя, да фиг с ним…

Но когда в штурманскую заглянул «душа моя Петечка» Трушников и в двух словах поведал об изменении ситуации: «Ты, Паша, теперь у нас надёжа и опора. Карандаш плохо поточен? – Идите у штурмана поучитесь, и заодно за образец его журналы возьмите. И