Дыхание Донбасса - Владимир Дмитриевич Пронский

– Так и есть.

– Где пришлось повоевать?

– Недалеко здесь, под Рубежным… В апреле месяце добровольцем по казачьей линии. Правда, недолго – в госпиталь загудел.

– Долго-недолго – это как посмотреть. Бывает и несколько минут достаточно для… – Майор не договорил, нахмурился, но быстро сменил выражение курносого лица. – В общем, человек, судя по всему, вы опытный, поэтому выбирайте: или ко мне водителем, или в рембат? Пока выбирайте! У них как раз не хватает людей с опытом. Он недалеко отсюда, в Червонопоповке.

Семён замялся, сразу подумал о Толяне, о Перфильеве. Получалось, если согласиться с условиями майора, как смотреть после этого в глаза землякам? Ведь сразу отвернутся и будут вспоминать тяжёлыми словами: мол, спасовал, нашёл тёплое местечко!

– Не слышу ответа?

– Не хотелось бы, я уж привык со стрелками…

– А если прикажу?!

– Тогда деваться будет некуда… – не глядя на майора, вздохнул Семён.

– Договорились. Жди, боец, приказа и повышения в звании. – Подумав, спросил у стоявшего рядом комроты Тундрякова: – Успел он проявить себя?

– Даже очень! Несколько противников на счету! Готовим документы для награждения!

– Ну, с таким не пропадёшь!

Майор попрощался с капитаном, с лейтенантом Акимовым, выглянувшим из-за спины Тундрякова, и отбыл в штаб, находившийся за перелеском, к югу от их дислокации. Капитан отправился в блиндаж, а Семён сразу обратился не по уставу к Акимову:

– Несправедливо получается! Я вполне привык к ребятам, к землякам!

– Сам напросился, никто не просил лезть под машину. И вообще, Прибылой, другой бы на твоём месте радовался, а ты геройствуешь. Откуда тебе знать, где твоё место на фронте, где больше пользы принесёшь. Комбат прав!

– Попросите ротного связаться с комбатом, чтобы тот не забирал меня!

– И не подумаю, как говорится, поперёд батьки в пекло лезть. Не переживай. У нашего майора сто пятниц на неделе – забудет. Нас таких у него – пропасть!

«Лейтенанта, конечно, можно понять, почему он не хочет высовываться, – подумал Семён, когда остался один и завис в раздумьях. – Я вот высунулся… Теперь все будут думать, что мне повезло, но это как сказать. Сегодня „повезло“, а завтра как всё обернётся – бог весть. И вообще об этом надо поменьше думать. Да, может, и прав лейтенант: на словах одно, а на деле всё похерится в тот же день, забудется в суете и бестолковщине».

Но майор ничего не забыл. Через два дня в роту пришёл приказ о командировке рядового Прибылого в распоряжение штаба батальона с присвоением звания «сержант». Вскоре за Семёном пришла машина, он собрал в рюкзак вещи, кинул за плечо автомат и, обнявшись с Толяном, сержантом Перфильевым, попросил:

– Не обессудьте, ребята. По-дурацки как-то вышло.

– Да мы всё понимаем. В одном батальоне служим. Увидимся, даст Бог!

29

В последнее время Маргарита жила предчувствием чего-то неотвратимого, такого, что приближалось с каждым новым днём. Мысли, конечно, были о Ксении, ведь надо что-то делать, чтобы ускорить её розыск, как-то определиться в ту или иную сторону и найти какую-то ясность, хоть какое-то достоверное подтверждение её судьбы. Анонимное письмо она всерьёз не воспринимала, оно казалось надуманным, будто тот, кто сочинял его, преследовал свои неблаговидные цели, поэтому опасалась всякого случайного звонка, нежданного письма или записки. При Германе Михайловиче она ни о чём таком не думала, даже не предполагала, защищённая от всех напастей, забот, и лишь занималась домашним хозяйством, в последние годы воспитывала внучку, ворчала при этом то на мужа, то на дочь; иногда и зятю доставалось. Но теперь всё это осталось далеко-далеко, и ей очень хотелось вернуться в те дни, казавшиеся теперь такими сказочными, уютными, что временами хотелось плакать от понимания недостижимости прежней жизни. Сейчас же необходимо всё забыть, жить новыми заботами, если изменить ничего невозможно.

С 17 июня, когда она подала заявление в полицию о пропаже дочери, прошло уж пять месяцев, она неоднократно звонила, напоминала о себе, даже ходила на приём к начальнику райотдела, но ничего для себя полезного не добилась. Везде ей отвечали одно и то же: «Ваше заявление принято, розыск ведётся». А как это узнать, как проверить? Или положиться на волю Божию и смиренно ждать окончательного разрешения этого вопроса. Но так можно ждать бесконечно. При этом неплохо бы знать, что хочешь получить от ожидания, как изменится твоя жизнь и жизнь внучки. Ведь если предположить самое страшное, то необходимо решать многие юридические вопросы: и по недвижимости, и по судьбе Виолы. А вдруг что-то случится с её отцом на войне. Как тогда быть? И в какой-то момент Маргарита поняла, что сама она ни за что не справится с лавиной вопросов. Нужен адвокат, чтобы помог, а то и взял на себя хлопоты по ведению сложного, даже запутанного дела. И не со стороны, а знакомый, которому можно довериться. Она начала вспоминать знакомых юристов и ни одного не вспомнила. Лишь через час или два, когда задумалась о загородном доме в Жаворонках, ей вдруг пришёл на память адвокат с запоминающейся внешностью: в меру высокий, чернявый, с глубокими залысинами и в очках. Почему-то очки запомнились более всего, потому что они напоминали глубиной и толщиной небольшие фары. И фамилию его вспомнила: Померанцев! Именно он был у них на банкете по случаю выигранного судебного процесса по результатам сорвавшейся сделки, отчего Герман очень расположился к нему.

Всё это вспомнив, Маргарита начала изучать записную книжку мужа, на счастье сохранённую. Пролистала странички и увидела полузатёртую запись с номером телефона Померанцева. Сразу связалась. Пошли гудки вызова, но вдруг оборвались, как они обрываются, когда отключают телефон. Она решила не названивать каждые пять минут, а сделать паузу, показать свою значимость и солидность. И это сработало. Ей позвонили через час, и торопливый голос сообщил:

– Мне звонили с вашего телефона…

– Здравствуйте, Роман Осипович! Это я вам звонила – Маргарита Леонидовна Чернопут, вдова Германа Михайловича.

– Слышал, слышал – примите мои соболезнования, пусть и запоздалые. Чем могу быть полезным?

Маргарита звонила с «левого» телефона, поэтому не утерпела, рассказала о сгинувшей в Европе дочери, о массе вопросов, свалившихся в этой связи, а у неё на руках малолетняя внучка, не отпускающая ни на шаг.

– Вас интересует что-то конкретное?

– Прежде всего судьба дочери. Ведь минуло почти полгода со дня её отъезда в Испанию, а от неё ни слуху ни духу. И в полиции молчат.

– Потому и молчат, что им сказать нечего. По опыту знают, что это дело тухлое, извините. Тем более в такое время, когда