Дыхание Донбасса - Владимир Дмитриевич Пронский

будь осторожен с минами. В любом месте может стоять растяжка или «лепесток» валяться. Там лес невдалеке, хотя наполовину опавший, но всё равно будь внимателен… Жена, дети есть?

– Дочка шести лет!

– Вот ради неё и осторожничай.

– Разрешите принять машину!

– Принимай. Через сколько будешь готов?

– Через полчаса, если всё нормально.

– Действуй!

У машины Семёна ждал прежний водитель. Он особо не распространялся. Показал, где что находится, и отдал ключи:

– А далее уж сами разбирайтесь, товарищ сержант.

Семён проверил уровень масла в двигателе, долил тормозухи в цилиндры, завёл и послушал двигатель, немного проверил машину на ходу, пробуя тормоза. Вроде ничего крамольного не обнаружил, вот только вид уазика не понравился: ошарпанный, со следами от пуль и осколков, вместо левого заднего стекла в половине проёма фанера. Но всё это полбеды, главное, что движок нормальный, не дымит, приёмистый, можно надеяться, что, в случае чего, не подведёт.

Вскоре перед машиной остановились три бойца. Один из них отрапортовал:

– Прибыли в ваше распоряжение!

– Ну, если прибыли, тогда по местам. Дверьми не хлопать.

Выехал Прибылой в сторону Временной, а в голове одна мысль, одно воспоминание – о походе в лес за брёвнами, о том, как и чем тот поход закончился: гибелью бойца, хоть кратковременным, но пленением Толяна. Вспомнил он и собственную жестокость, когда впервые в жизни почти в упор застрелил человека без какого-то раздумья или колебания, потому что тот не сдался, а коварно дёрнулся за автоматом, а коли так, то и разговор короткий. И ни о чём Семён не жалел: ни в тот раз, ни сейчас, когда не к месту вспомнил всё-таки саднящий случай, но он поступил так, как и должен поступить. И всё бы забылось, но после того случая он часто вспоминал Бога и просил его спасти и сохранить.

Перевёрнутый «уазик» рогатился всего в километре от Временной, поэтому Прибылой добрался до него быстрей быстрого, хотя дорога была перемолота гусеницами, воронками от снарядов, загромождена разбитой техникой. Когда Семён остановился на обочине, бойцы залегли в кювете, просматривая местность вокруг подбитой машины и более приглядываясь к неподалёку желтевшему леску. Машина лежала на смятой крыше, без колёс, которые кто-то успел снять, с простреленным моторным отсеком, без лобового стекла, с насквозь пробитыми передними дверьми и состарившимся и побуревшим слоем крови на изодранных сиденьях. Семён осторожно оглядел машину, заглянул в перевёрнутое нутро, опасаясь растяжек. Ничего подозрительного не обнаружил и загляделся на вилку сцепления: она была как на ладони. Семён быстро освободил шток, выдернул вилку. Разжившись малым, захотелось и ещё что-то взять. Вспомнил о задней двери. Осмотрел – цела, и даже открывается. Семён аж вздрогнул от радости, увидев несколько торцевых ключей в ящике с инструментами своей машины, на счастье, один подошёл, и через десять минут Прибылой тащил дверь к уазику. Поставил за заднее сиденье, свистнул бойцам:

– По коням!

Те поспешно запрыгнули в машину, ощетинились стволами в открытые окна, а Семён ударил по газам. Через пятнадцать минут они были в своих окопах, и, что Семёна удивило более всего, им повстречался майор.

– Успешно смотались?

– Нормально…

– Вот и отлично! Идите обедать – вам оставили. Старшина распорядился.

Семён пообедал быстрее других из своей «охраны» – и сразу к машине: заменил вилку, заднюю дверь, что радовало, помня о скором наступлении холодов. Можно было оставить машину, загнав её в кусты акации, как делал прежний водила, но это не устроило его. Пришла мысль выкопать под неё траншею, лучше в полный машинный рост, но как самовольничать, если в любой момент надо будет куда-то отъехать.

Поэтому нашёл комбата, объяснил задумку.

– Молодец, что проявляешь смекалку! Начинай копать метрах в тридцати от моего блиндажа, да так, чтобы въезд в «гараж» был с тыльной стороны, как и у блиндажей. Понятно?

– Так точно!

– Как определишься, пришлю тебе подмогу. Не дрейфь, не придётся одному вкалывать.

Присмотрел Семён место сбоку от разлатой акации и в перерыве между дальними разрывами снарядов услышал лёгкое жужжание низко пролетавшего вдоль линии окопов коптера. Когда он возвращался, Семён встретил его с автоматом в руках, распластавшись на затоптанной луговине. Дождавшись, когда «птичка» в очередной раз зависла, он двумя короткими очередями подсёк ей крылья, и, крутнувшись, она спикировала чуть ли ни ему на голову. Услышав выстрелы, бойцы начали выглядывать из окопов, подбежал старшина, подхватил сбитый трофей, убедившись, что на нём нет сюрприза, увлёк за собой Прибылого и крикнул:

– Всем в укрытия!

И вовремя он скомандовал, так как через несколько минут на их позиции шлёпнулось несколько мин. Никто от бойцов, к счастью, не пострадал, Семён отсиделся в первом попавшемся отнорке и вскоре был вызван к майору.

На этот раз Пронько был необыкновенно зол.

– Ну кто тебя просил стрелять? Летал бы он и летал – толку-то от них. А так лишь обстрел вызвал на себя. Хорошо, что никто не пострадал!

– Что же теперь: каждая тварь будет вонять над нашими головами, а мы голову будем втягивать в плечи и свои позиции светить?!

– Они уж давно засвечены. Вот, правда, слухи ходили, что второй взвод второй роты, откуда ты прибыл, отвязанный, но не настолько же! То ваши пошли в лес за брёвнами и на ДРГ нарвались; хорошо, конечно, что уничтожили, но ведь и своего бойца потеряли! То этот дрон!

– На войне не бывает без потерь. Да и случайно я его сбил.

– А вот слова, сержант Прибылой, я вам не давал. И запомните: никто на войне ничего не делает без приказа!

– Пока я получил бы приказ, только бы и видели его.

– Опять! Надоело мне с тобой говорить, вот взял на свою голову. Иди, копай укрытие!

Майор был зол, но и Семён не меньше его. Да и как не злиться, если хочешь, чтобы всё по уму было. А у таких комбатов, видно, одно на уме: затаиться и не рыпаться, а там будь что будет. Теперь можно понять, из-за кого и почему отступили из-под Изюма и Балаклеи, освобождённых четыре месяца назад: вот из-за таких майоров. Ведь душа разрывается, а ничего никому не скажешь, потому как самодеятельность расшатывает дисциплину. «Поэтому молчи, Семён, – убеждал себя Прибылой, – вкалывай, исполняй приказы, а не обсуждай их! Что было бы, если каждый из нас будет нести свою пургу?»

Раздобыв у старшины лопату, Семён отправил под акацию и начал копать укрытие для уазика, используя небольшой бугор. Копнул несколько раз и подумал: «А может, зря я шебуршусь, может, завтра придёт приказ к наступлению, и вся работа будет