Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

Успеху такой агитации способствовала и распространенность отталкивающего образа «буржуя», в тиражировании которого участвовали все социалисты[630]. Популяризации представления о непримиримом классовом конфликте «буржуазии» и «пролетариата», «буржуазии» и «демократии» служила «культурная гегемония» социалистов, доминирование их политического языка[631].

Порой радикализация общественных настроений даже позволяла проводить резолюции, оправдывавшие гражданскую войну. Так, постановление общего собрания рабочих фабрики «Скороход», напечатанное в «Правде» в начале июня, гласило:

Лишь переход всей власти в руки Совета Рабочих, Солдатских Депутатов, то есть в руки самого народа, только беспощадная гражданская война против помещиков и капиталистов даст возможность кончить эту бойню на чисто демократических началах[632].

Невозможно однозначно утверждать, что резолюция была результатом агитации большевиков (руководства партии или низовых активистов). Сложно судить и о том, насколько подобная резолюция была характерна для рассматриваемого времени: это единственная резолюция такого рода в «Правде» за май — июль. Но показательно, что редакция — или, по крайней мере, ее часть — решила ее опубликовать. Во всяком случае, разыгравшийся в скором времени конфликт вокруг демонстрации 10 июня не располагал к открытой печатной пропаганде гражданской войны.

Однако не только среди сторонников большевиков встречались столь же радикальные настроения. 7 июня в Петроградский Совет поступило воззвание некоего «Всемирного союза борьбы с капитализмом», авторы которого указывали на источник всех проблем: работу внутренних врагов. К ним причислялись «капиталисты», «эксплуататоры», «спекулянты»; эти «темные силы» натравливали «одну партию людей на другую, как например: солдат против рабочих и т. д. и наоборот». Авторы, явно считавшие, что их суждения соответствуют позиции Петроградского Совета, утверждали: «Но мы знаем их так: кто не за нами — тот против нас, а кто против нас, тот враг, с которым необходима самая решительная борьба, как залог будущего счастья всех, в том числе и буржуазии». Выход из положения авторы воззвания видели в объявлении «буржуазным классам» войны «во всей стране», которая заключалась бы в строгом «народном контроле» хозяйственной деятельности торговых и промышленных предприятий, законодательной регламентации материального содержания предпринимателей. В случае отказа от соблюдения этих мер собственники предприятий подвергались бы аресту и суду «с полным признанием принадлежности их к внешнему врагу», то есть деятельности в интересах Германии[633].

В конце весны и начале лета большевикам в Петрограде удалось использовать подобные настроения. Активисты, ведущие агитацию непосредственно среди солдат и рабочих, предложили руководству партии организовать масштабную демонстрацию для представления своих требований Всероссийскому съезду Советов рабочих и солдатских депутатов, открывшемуся в начале июня[634].

Партийные работники осознавали, что демонстрация может перерасти в сражение с «контрреволюцией», и предлагали готовиться к такому сценарию[635]. М. И. Лацис писал в своем дневнике, что вечером 9 июня представители заводов и воинских частей заявляли, что безоружными на улицы не выйдут. «А отсюда явствует, что демонстрация может вылиться в вооруженную борьбу и положить начало открытой гражданской войне, если только буржуазия задумает чинить демонстрантам какие-либо препятствия»[636]. Некоторые организаторы демонстрации были психологически готовы к гражданской войне.

Накануне демонстрации, 9 июня, лидерам Советов стало известно о готовящемся выступлении. В. С. Войтинский, большевик, весной 1917 года примкнувший к меньшевикам, доложил об организации демонстрации на заседании солдатской секции Петроградского Совета. Он заявил, что лозунг «Долой Временное правительство» вызовет протест со стороны большей части населения, что послужит началом гражданской войны[637]. Собравшихся больше всего беспокоило, что демонстрация готовилась тайно (меньшевик Б. О. Богданов назвал это ударом в спину Съезда Советов), и то, что демонстранты собирались взять с собой оружие[638]. Депутаты согласились с доводами Войтинского и приняли резолюцию, запрещавшую все шествия: «В обстановке крайне обостренных отношений эта демонстрация может привести к уличным столкновениям и вызвать гражданскую войну»[639].

Поздним вечером 9 июня планы организации демонстрации обсудили и на Всероссийском съезде Советов. Меньшевик Е. П. Гегечкори заявил, что «враги революции», под которыми подразумевались большевики, тайно готовились нанести удар в спину. Оратор призвал дать им отпор и зачитал обращение, составленное президиумом Съезда Советов и Исполкомом Петроградского Совета[640]. Лидеры Советов убеждали отказаться от демонстраций, ибо они могут закончиться «кровавыми беспорядками». Выступлением якобы готовы были воспользоваться «притаившиеся контрреволюционеры», ждавшие момента, «когда междоусобица в рядах революционной демократии даст им возможность раздавить революцию»[641].

А. В. Луначарский от имени большевиков объявил, что ЦК партии, узнав о возможных конфликтах, отменил демонстрацию[642]. Хотя слухи о неких казачьих частях, сосредоточенных под Петроградом, были тут же опровергнуты, выступавшие полагали, что демонстрация чревата столкновениями[643]. Н. Д. Авксентьев сказал, что подобные уличные шествия вызывают рознь, ведущую к «братоубийственной гражданской войне»[644].

Большинство делегатов съезда поддержало обращение; была принята резолюция, запрещавшая все манифестации на три дня. Нарушители этого запрета объявлялись врагами революции[645]. Через два дня Съезд продлил запрет, объявив, что «всякое нарушение этого постановления играет на руку контрреволюции и грозит положить начало гражданской войне»[646]. Лидеры Советов боялись, что демонстрация под лозунгами большевиков спровоцирует вооруженные столкновения, опасаясь повторения Апрельских событий.

После принятия этой резолюции делегаты съезда отправились в казармы и на заводы, чтобы предотвратить выступление. Порой они встречали откровенно враждебное отношение. Войтинский рассказывал, что солдаты 3-го пехотного запасного полка собирались выйти на улицу с оружием, чтобы «резать буржуазию», говоря, что Исполком Совета захвачен «жидами», а министры-социалисты продались «буржуазии». В то же время некоторые части готовы были противодействовать антиправительственным силам, что грозило, по словам Войтинского, «гражданской войной»[647].

Отдельные потенциальные участники демонстрации 10 июня осознавали возможность вооруженного столкновения и заявляли о готовности к этому. Запасной батальон Павловского полка собирался «выступить дружными стройными рядами на демонстрацию, чтобы свергнуть буржуазное правительство, конфисковать капиталы, землю, фабрики и т. д.»[648]. Делегаты Съезда Советов, посетившие Путиловский завод, рассказывали, что рабочие им заявляли: без гражданской войны «никак не обойтись»[649]. В Кронштадте некоторые ораторы-матросы заявляли: «…рано или поздно гражданская война неизбежна и чем скорее, тем лучше»[650]. Если весной о неизбежности гражданской войны открыто говорили по преимуществу видные левые радикалы (Ленин и некоторые другие большевики в столице и провинции, Троцкий в Кронштадте 14 мая), то в июне подобные утверждения можно было услышать из уст радикализованных рабочих, солдат и матросов.

13 июня «Рабочая газета» сообщала о том, как рабочие и солдаты воспринимали агитацию большевиков. Многие из них полагали, что большинство Съезда Советов — представители помещиков, что все социалисты, кроме большевиков, подкуплены[651]. Похожие примеры приводили и «Известия»; отмечалось, что в такой атмосфере опасность гражданской войны