19 ноября 1942. Сталинград от наших и ненаших - Николай Николаевич Яковлев

Выступая с докладом о 25-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции 6 ноября 1942 года, Сталин прямо указал: «Главная причина тактических успехов немцев на нашем фронте в этом году состоит в том, что отсутствие второго фронта в Европе дало им возможность бросить на наш фронт все свободные резервы и создать большой перевес своих сил на юго-западном направлении.

Допустим, что в Европе существовал бы второй фронт, так же как он существовал в первую мировую войну, и второй фронт отвлекал бы на себя, скажем, 60 немецких дивизий и 20 дивизий союзников Германии. Каково было бы положение немецких войск на нашем фронте? Нетрудно догадаться, что их положение было бы плачевным. Более того, это было бы начало конца немецко-фашистских войск, ибо Красная Армия стояла бы в этом случае не там, где она стоит теперь, а где-нибудь около Пскова, Минска, Житомира, Одессы. Это значит, что уже летом этого года немецко-фашистская армия стояла бы перед своей катастрофой. И если этого не случилось, то потому, что немцев спасло отсутствие второго фронта в Европе».

7 ноября 1942 года в приказе № 345 народного комиссара обороны были слова, которые облетели всю страну: «Недалек тот день, когда враг узнает силу новых ударов Красной Армии. Будет и на нашей улице праздник!» По понятным соображениям большего сказать было нельзя, но вся обстановка на советско-германском фронте говорила – грядут великие события. Куда ударит молния и какова будет ее сила? Эти отнюдь не праздные размышления повергали в тягостные раздумья на самой вершине власти в Германии, а иные предводители разбойничьей шайки впали в панику. В приказе ясно указывалось: «Мы знаем… строителей «нового порядка» в Европе… Пусть знают эти палачи, что им не уйти от ответственности за свои преступления».

В тот же самый день, 7 ноября, личный поезд Гитлера направлялся в Мюнхен, где предстоял очередной нацистский шабаш. «Обстановка была напряженной, – вспоминал Шпеер об этом дне в салон-вагоне Гитлера. – Мы шли с запозданием на много часов, ибо на каждой большой станции долго стояли: подключались к телеграфной линии, чтобы узнать последние известия». Они никак не радовали, а тут еще и зримое доказательство. «Поздно вечером, – продолжает Шпеер, – мы сели за ужин с Гитлером в его вагоне, отделанном розовым деревом. Стол был элегантно сервирован: поблескивало серебро, хрусталь, хороший фарфор, вазы с цветами. Мы начали обильный ужин и сначала не заметили, что на соседнем пути остановился товарный состав. Из вагонов для перевозки скота глазели оборванные, исхудавшие, небритые, некоторые раненые солдаты, ехавшие с Восточного фронта. Они смотрели, как мы ели. Внезапно Гитлер увидел мрачное зрелище в двух метрах от него. Не поприветствовав солдат, он высокомерно приказал слуге спустить шторы». Очень типично для нацистского рейха. Каждому свое: рядовой вермахта должен был подыхать на фронте, а нацистские бонзы купались в роскоши, время от времени вдохновляя соотечественников высокими словами. На них фюрер и другие «вожди» никогда не скупились.

8 ноября 1942 года Гитлер выступил с традиционной речью в Мюнхене в годовщину «пивного путча». Обстановка, конечно, была иной, чем в салон-вагоне фюрера, – Гитлер объявился среди старых «партийных товарищей» в коричневой форме, с повязкой со свастикой на рукаве под истошные вопли и утробный рев песни о Хорсте Весселе. Приняв и вернув нацистское приветствие, Гитлер заверил с трибуны: «Я хотел выйти к Волге в определенном месте, у определенного города. По совпадению город этот благословлен именем Сталина… это необычайно важный город – здесь перехватывается транспортировка тридцати миллионов тонн грузов по реке, включая девять миллионов тонн нефти, сюда, к этому городу, следовало зерно плодородной Украины и Кубани, здесь переплавлялись руды цветных металлов. Это громадный транспортный узел. Его я хотел захватить, и вы знаете, мы скромны, но я скажу: мы взяли и его! Остались только небольшие «карманы» сопротивления. Некоторые могут спросить: почему вы не возьмете их побыстрее? Потому что я не хочу второго Вердена, вот почему!»

Произнеся хвастливую речь, Гитлер отправился отдыхать в Бергхоф, в Альпах. Там он ожидал известий об окончательном овладении Сталинградом.

Операция «уран». Подготовка

Почти на три месяца растянулась оборонительная фаза Сталинградского сражения, стоившая многих жертв советским войскам. Но герои, стоявшие насмерть в руинах города и обессмертившие его имя, выиграли время. Пока они держали развалины каждого дома, бились за комнаты, лестничные площадки, воронки и подвалы, готовилось контрнаступление, в ходе которого предстояло покрыть сотни и сотни километров. Оставалось правильно выбрать момент для уничтожения зарвавшегося врага.

Учитывая обстановку, сложившуюся глубокой осенью 1942 года, советские военачальники считали, что время для этого настало. Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский писал:

«Гитлеровское командование, как и в 1941 году, просчиталось, переоценив свои и недооценив силы Советского Союза. Наступил момент, когда Гитлеру и его военным советникам при здравой оценке ситуации следовало бы подумать о том, как выбраться из этого критического положения».

В чем оно состояло?

Группа армий «Б», действовавшая на Воронежском и Сталинградском направлениях, растянулась на 1300-километровом фронте. На 1 ноября в ней насчитывалось 82 дивизии и 4 бригады, которые, давно исчерпав наступательный порыв, не могли больше продвигаться. Ударная группировка – 6-я и 4-я танковая армии прочно завязли в Сталинграде. Группа армий «А» – 27 дивизий – не могла преодолеть оборону советских войск на Кавказе. Она держала фронт почти в 1000 километров.

Вермахт, поставивший перед собой в начале лета 1942 года честолюбивые цели, понес большие потери и был измотан в тяжелых боях с Красной Армией. Снабжение войск, разбросанных на фронте общей протяженностью 2300 километров и одновременно ведших бои на Сталинградском, Туапсинском и Нальчикском направлениях, было затруднительным. Стратегический тыл лежал далеко позади, пропускная способность коммуникаций невелика, и они подвергались постоянным ударам партизан. Крупных резервов гитлеровское командование создать не могло – Сталинград сжигал все новые дивизии, частые наступательные операции наших войск против вражеских групп армий «Север» и «Центр» не дали возможности перебросить войска на юг.

Никакие понукания не могли больше заставить немецкие войска идти вперед – любая попытка продвижения натыкалась на отпор Красной Армии. Как ни беспредельны были претензии нацистского руководства, оно все же не могло не считаться с очевидными фактами. После длительных колебаний Гитлер 14 октября отдал приказ о переходе к обороне, за исключением района Сталинграда, участков у Туапсе и Нальчика. Решение об обороне имело в виду создать предпосылки для нового наступления в 1943 году, которое уж теперь-то должно было привести к «окончательному уничтожению» Советских Вооруженных Сил. Немецким войскам предписывалось во что бы то ни стало удерживать зимние позиции. Любой отход исключался, а в случае, если какая-нибудь часть в результате операций советских войск будет отрезана, заранее приказывалось держаться в ожидании помощи.

Жесткий приказ Гитлера был, несомненно, порожден воспоминаниями об избиении германских войск под Москвой минувшей зимой. Командование Красной Армии сочло своевременным напомнить немцам, что их ждало. В листовке, приуроченной к наступлению зимы, говорилось:

«Вспомните, что такое зима 1941 года в России… Из-за неприспособленности к русскому морозному воздуху у многих немецких солдат рвалась легочная ткань. В немецких окопах наступающие русские части находили скрюченные замерзшие трупы солдат, целые взводы и роты… Белая смерть… В этом году вам придется зимовать в безлесных районах. Там нет укрытий от страшных морозов и метелей. Там нет топлива и леса для землянок и блиндажей. Самая незначительная рана в условиях русских морозов – смертельна… Кто не погибнет от русских пуль, тот погибнет в объятиях белой смерти».

Надо думать, немало немецких солдат вздрагивали, читая вещие слова. А фюрер попытался успокоить немецких солдат, с тревогой ожидавших прихода зимы. «Сами русские, – говорилось в приказе, – в ходе последних боев были серьезно ослаблены и не смогут зимой 1942/43 года располагать такими же большими силами, какие имелись у них в прошлую зиму». Нацистское руководство просчиталось: если немецкие войска и армии сателлитов были почти целиком введены в дело, то Ставка Верховного Главнокомандования сумела к ноябрю 1942 года создать большие стратегические резервы: 25 дивизий, 13 танковых и мотомеханизированных корпусов, 7 отдельных