«Другой военный опыт»: российские военнопленные Первой мировой войны в Германии (1914-1922) - Оксана Сергеевна Нагорная

В офицерских лагерях более прозрачная языковая граница увеличивала спектр возможных контактов. Структура самоуправления здесь подразумевала частые взаимодействия старших по званию, регулярно составлявших совместные сообщения в комендатуру с целью улучшения лагерной жизни[828]. Среди офицеров в плену продолжал действовать традиционный этос поведения по отношению к представителям военной элиты чужого государства. Французский полковник в лагере Крефельд принял решение не придавать огласке случай воровства со стороны русского офицера, с одной стороны, чтобы избежать вмешательства немецкой стороны, с другой — так как это не укладывалось в его представление об офицерском поведении. С его точки зрения, более логичным было предположить у подозреваемого клептоманию[829]. Как свидетельствуют протоколы судебных процессов, русские и французские офицеры активно помогали друг другу в подготовке побегов. К примеру, генерал Петер с восхищением вспоминал попытку бегства «в высоком стиле» в форте Орфф, которую в 1916 г. совершили 34 французских и 4 русских военнопленных[830].

Однако лагерная администрация далеко не всегда воспринималась в качестве общего врага, перед лицом которого нужно было проявлять союзническую солидарность. Французы, к примеру, немедленно апеллировали к комендатуре в случае возникновения бытовых недоразумений, укладывавшихся в стереотипные представления о непреодолимом русском пьянстве[831]. Иногда бытовые конфликты, возникавшие на почве устойчивых предубеждений, превращались в национальное противостояние между военнопленными, где союзником одной из сторон становилась немецкая комендатура. В офицерском лагере Виза французы, ссылаясь на извечную русскую нечистоплотность, потребовали от коменданта выделить им отдельную уборную. Вывеска «Туалет только для французских офицеров, русским вход воспрещен» была воспринята последними как оскорбление и сорвана, несмотря на угрозы со стороны лагерной администрации. Лишение вина, курения и прогулок для всех заключенных лагеря побудило русских объявить голодовку. Французы не присоединились к данной акции, за что были вознаграждены отменой для них всех ограничений. Они отказались подписать жалобу русских офицеров в испанское посольство на «огульные» меры комендатуры, более того, при расследовании с участием представителя нейтральной державы дали показания в пользу немецкой администрации[832].

Чаще всего контакты между пленными разных наций возникали на почве лагерного творчества, так как все группы были заинтересованы разнообразить монотонность плена, в том числе за счет возможности лицезреть проявления чуждой и экзотичной культуры. Практически во всех смешанных лагерях существовали интернациональные театральные труппы и оркестры. При планировании спектаклей или концертов на всех языках лагеря составлялась программа, объяснявшая краткое содержание постановки. Ежегодно организовывались совместные празднования рождества[833]. В лагере Деберлиц союзники выпускали общую газету, которая, тем не менее, состояла из не связанных содержанием или совместным авторством разделов.

После Февральской революции в России к существовавшим национальным и культурным барьерам между военнопленными Антанты добавилось политическое противостояние, причиной которого стала активизация слухов о заключении сепаратного мира на Восточном фронте. В некоторых лагерях это привело к значительному охлаждению и без того непростых отношений: французы и англичане перестали делиться излишками продуктов даже в качестве вознаграждения за мелкие услуги. Русские, в свою очередь, наотрез отказывались с ними общаться[834]. Бывших союзников обвиняли в затягивании войны в ущерб России: «Дай нам бог мира. Только Англия остается неприступной, но это неудивительно. Чужая кровь для них ничего не значит… если мы освободимся от врагов, что мы будем делать с друзьями? Они хуже врагов пытаются заполучить Россию»[835]. Раскол не минул даже оплот интернациональной дружбы — IX форт лагеря Ингольштадт. Здесь русский офицер во время поверки демонстративно обнял немецкого фельдфебеля со словами: «Мы скоро будем братьями. Я не люблю французских офицеров, а Германия велика, и наша императрица — тоже немка»[836].

Приход к власти большевиков и заключение сепаратного перемирия на Восточном фронте еще более накалили обстановку в смешанных лагерях. Этот конфликт планировало использовать германское командование. В ситуации ноябрьского хаоса 1918 г., опасаясь разбоя со стороны неконтролируемой массы русских военнопленных и репрессий Антанты в случаях усиления лагерной охраны, армейское командование в округе Метц предложило перевести в лагеря с русскими вооруженных французских военнопленных для замены ими демобилизованного немецкого персонала[837].

Конфликтный опыт сосуществования с представителями союзных государств отразился и в опубликованных в послевоенный период воспоминаниях бывших пленных. Подразумеваемое представителями белых армий предательство их дела странами Антанты в годы Гражданской войны и формируемые в Советской России образы врага обусловили схожесть образцов толкования как с той, так и с другой стороны. В мемуарах, вышедших в свет в эмиграции, отмечалось, что «различия в жизненном укладе и еде не могли не оставить следа. „Оборотистые“ французы не замедлили превратить свое относительное благополучие в предмет наживы и продавали излишки с аукционов»[838]. В советском варианте эта точка зрения оформлялась соответствующей риторикой: «Уже с лета 1915 г. пленные делились на две совершенно противоположные группы: имущих и неимущих, буржуев и пролетариев. Под буржуями подразумевались французы, англичане и бельгийцы, а под неимущими — русские»[839].

Резюме

Международные соглашения, политика немецких ведомств в лагерях и стремление пленных приспособиться к ситуации инициировали процессы интенсивной дифференциации внутри принудительно созданного сообщества. К привилегированным категориям, вознагражденным лучшими условиями содержания, относились «доверенные лица» комендатур, переводчики, представители пропагандируемых национальных меньшинств и корреспонденты агитационных газет. При этом жизнь коллаборационистов существенно осложнялась преследованиями со стороны товарищей по лагерю. К неформальной элите, возникшей в среде самих пленных, принадлежали лагерные ремесленники, торговцы, врачи, представители самоуправления и творческих профессий. Свидетельства о совместном существовании столь разнопланового сообщества русских пленных подтверждает тезис об отсутствии идиллии лагерного товарищества. Напротив, принудительное общежитие изобиловало бытовыми, национальными и политическими конфликтами. Вопреки закрепившемуся в мемуарах и исследованиях образу контакты между пленными солдатами и офицерами долгое время сохраняли свой патерналистский характер. Их постепенная трансформация началась под интенсивным влиянием политических событий в России, завершившись уже в условиях советской действительности восприятием классовой риторики.

Вехой в развитии лагерного самоуправления, возникшего по инициативе немецкой стороны, стала Октябрьская революция в России. Отличительными признаками двух этапов являлись состав комитетов, пространство их действия и характер взаимоотношений с немецкой стороной и пленным сообществом. В первый период поставленные во главе органов самоуправления врачи и священники стремились облегчить положение своих подопечных и организовать лагерный досуг. Сменившие их солдаты и вольноопределяющиеся, которые действовали в условиях политизации массы пленных и мощного давления со стороны советского представительства в Берлине, концентрировали свои усилия на организации отправки и политической пропаганде. Расширение компетенции комитетчиков привело к возникновению многочисленных конфликтов С лагерной администрацией,