Огнем, штыком и лестью. Мировые войны и их националистическая интерпретация в Прибалтике - Владимир Владимирович Симиндей

частью Витебской губернии.[385] Латышский народ испытывал «двойной национальный гнет» – как со стороны немецких помещиков и священников, так и от русского правительства и чиновников, которые пытались «спаивать» крестьян. При этом в 1817 и 1819 гг. крестьяне, соответственно, Курляндии и Лифляндии стали лично свободными, но безземельными. Такие действия властей породили череду крестьянских восстаний и в последующем – массовый переход крестьян в православие (в надежде на землю), а также отток сельского населения в города. Только в 1849 г. правительством был серьезно ограничен произвол помещиков и введено право выкупа земли: «Помещикам следовало смириться с мыслью, что латышским крестьянам может принадлежать земля». В 1861 г. крепостное право было отменено и в Латгалии.[386] Отмена крепостного права и барщины, дозволение выкупать землю и хутора, проведенные царским правительством реформы управления, первые ростки «духовного возрождения» «постепенно ликвидировали прежнее бесправное положение латышей». Росло благосостояние крестьян, которые начали отдавать своих детей в высшие учебные заведения, читали книги и календари. При этом «угнетатели» недооценивали латышский народ, неудержимо стремившийся к знаниям и способный выдвинуть из своей среды выдающихся ученых, писателей, поэтов, художников и музыкантов.[387]

Индустриализация в прибалтийских губерниях, во второй половине XIX века превратившая Ригу в третий по величине промышленный центр Российской империи, привела к социальной напряженности, способствовала распространению социалистических идей. Подчеркивается, что она сопровождалась русификацией. Рост опасений правительства в нелояльности немецкого дворянства (по примеру польского) и влияние славянофилов, выступавших с «идеей единой России», привели к большему государственному вмешательству в жизнь Курляндии, Лифляндии и Эстляндии. Этому способствовали и призывы отдельных прибалтийских немцев начать онемечивание латышей и эстонцев. Санкт-Петербург в ответ разрешил деятельность латышских обществ, что обострило «отношения немцев и латышей в кругах образованных людей». Польстившейся на дуновения перемен малочисленной латышской интеллигенции после обострения ссоры с немцами пришлось искать соответствующую работу в других российских губерниях. На смену немецкому засилью в официальных учреждениях и школах пришла русификация: «латышский язык находился под практически полным запретом», в Латгале (после польского восстания 1863 г.) было запрещено книгопечатание латинским шрифтом. Дозволение использовать только «русский алфавит» трактуется следующим образом: «Почти 40 лет латгальцы оставались без книг на своем языке».[388]

Особое внимание в учебниках уделяется «национальному пробуждению» латышей («Атмода»), начало которому положило «движение за осознание, сбережение и защиту латышского языка и народа». Рассказывается о кружке «младолатышей», о стремительном культурном подъеме, проявившемся в создании сети национальных культурно-просветительных, певческих и хозяйственных обществ, печатных изданий, в развитии театрального искусства и литературы. Просветитель Атис Кронвалд совершенствовал родной язык, создав новые для латышей слова: поэзия, история, страсть, тетрадь, письмо, Отечество и др. Выделяется большое значение для «Атмоды» «самой радикальной газеты» – «Петербургас Авизес», создания Рижского латышского общества в 1868 г., а также проведения первого всеобщего Праздника песни латышей в 1873 г. Упоминается о том, что в 1870-е гг. произошел первый раскол среди идеологов «Атмоды» (часть из них не считала нужным бороться против русификации). В целом царская национальная политика в 1860-е – 1880-е гг. не только допускала некоторую оппозицию балтийским немцам, чтобы способствовать русификации, но и задействовала консервативные немецкие круги для недопущения национального возрождения латышей. Но она потерпела крах, так как идеи «Атмоды» успели глубоко укорениться и повлиять на формирование национально-государственного самосознания латышей.[389]

В контексте национально-освободительной борьбы рассматриваются события «первой народной революции» 1905 г. Ученики должны усвоить, что в Российской империи у латышского народа не было подлинной свободы вероисповедания, были ограничены возможности высказывать свои взгляды в прессе, создавать общества, занимать высокие должности в государственных учреждениях. Политикой правительства были не удовлетворены все слои общества, в том числе предприниматели. Они требовали большей свободы, а во многих местах – и права на самоопределение, «ибо осознавали, что многие проблемы в государстве возникают из-за неправильной национальной политики». Революция 1905 г. стала самым широким народным движением в Латвии. Латыши особенно тяжело испытывали на себе наложенные российским государственным строем ограничения гражданских свобод и политику русификации, а также все еще привилегированное положение балтийских немцев на селе и отчасти в городах. В 1904 г. на основе нелегальных кружков была создана Латышская социал-демократическая рабочая партия. Признается, что она «сначала была более популярной», чем Латышский социал-демократический союз, «признававший национальные интересы и частную собственность на землю». В Латвии происходили массовые демонстрации, забастовки, столкновения с полицией и армией, поджоги поместий, погромы водочных лавок. В ответ царское правительство развернуло жестокие репрессии, сжигало дома и отнимало имущество. Сообщается, что карательными экспедициями[390] и военно-полевыми судами почти без всякого сопротивления (действовали лишь «лесные братья») и расследования «были убиты, заключены в тюрьмы и сосланы в Сибирь 10 тыс. человек». Внимание учеников акцентируется на том, что среди понесших наказание было очень много народных учителей, так как во время революции «они были активными организаторами сопротивления». Не без гордости отмечается, что во время «первой народной революции» в России революционеры Латвии были одними из самых активных борцов против царской власти. Подчеркивается, что борьба латышского народа против царя и немецких помещиков означала борьбу за свое национальное освобождение, против онемечивания и русификации. Констатируется, что именно под воздействием революции 1905 г. в сознании народа утвердилась «идея самоопределения латышей».

Царское правительство было вынуждено уступить некоторым демократическим требованиям. Вместе с тем после революции оно «всячески способствовало переселению латышей в Россию, особенно молодежи, которая желала учиться». Также отмечается волна эмиграции латышей на Запад. Констатируется, что после 1905 г. «возросло доверие царского правительства к немецкому дворянству, позиции которого вновь укрепились».[391] В учебниках подробно описывается бедственное положение латышей и их родины с началом Первой мировой войны, приводятся ошибки и возможные злонамеренные действия царских властей. Описывается принудительная эвакуация в 1915 г. всех мужчин 18–45 лет из Курземе, уничтожение отступавшими русскими войсками посевов и домов, вывоз во внутренние районы России «около 500 промышленных предприятий, из которых после войны было возвращено только 42». Правительство якобы не заботилось о беженцах, которых покинуть родину «заставили силой русские войска» и «в товарных вагонах развезли по всей России». Помогать им вызвался созданный в Петрограде Латышский центральный комитет по оказанию помощи беженцам, который «в то время являлся единственной руководящей организацией всего латышского народа».

Утверждается, будто русские войска «оставили Курземе и Земгале без серьезного сопротивления врагу; казалось, что они не считали эту территорию своей землей, за которую стоило сражаться». Именно с этим связано появление в латышском обществе идеи создания латышских войсковых подразделений. Вслед за тирадой о том, что «царское правительство не доверяло малым национальным меньшинствам Российской империи, но уступило требованиям латышской общественности и согласилось на создание латышских стрелковых