Ангелы Суджи - Владимир Дмитриевич Пронский

градусов по Цельсию. Сеют узкорядным способом. Обычно глубина заделки четыре-пять сантиметров, но её можно увеличить, если есть такая необходимость. При излишнем заглублении семян снижается их всхожесть и всходы появляются позже. Семенам требуется влажная почва и плотное ложе». Уяснили? Это вам не в картишки перекидываться!

‒ Про ложе хорошо сказано. Мы любим это дело. Может ещё что есть с «картинками»?

Но тут встрял Медведев:

‒ Серёж, ну хватит ерундой заниматься. Ты уж своей пшеницей всех достал. Расскажи о чём-нибудь другом.

‒ Не хотите, как хотите. Как пироги хомячить, так, наверное, за уши не оттащишь, а послушать полстранички ‒ лень навалилась.

‒ Вон меломану дай почитать. Ему это будет в диковинку, ‒ и указал на парня в наушниках.

‒ Ему-то зачем. Он городской и знать не знает о какой-то пшенице. Ему скажи, что булки на деревьях растут, он и поверит… Ладно, братья, всё это, конечно, шутки для вас. А для меня вполне серьёзно. Я ведь никогда не думал, что фермерством займусь, да и какой из меня фермер, если ни денег нет, ни техники. Так, по случаю, взял поле в аренду, а если взял, если уплачено, тут уж юлой вертеться будешь. Обо всём забудешь, ночи не спишь, особенно если за спиной семья. Ладно, простите, что вам мозг выел, теперь буду помалкивать.

Он действительно сделался с этой минуты спокойным, в разговоры не встревал, что само по себе некрасиво; так иногда с Медведевым перекинется словцом, другим, потому что пропали темы для обсуждения, а новых не предвиделось. Откуда им взяться, если у распорядка свои часы. На них и смотреть необязательно, а если даже и посмотришь, то от этого заветный день не приблизится. А если настроение плохое будет, то может и отдалиться. Тогда уж точно покажется, что нет конца и края этому ожиданию.

27

Всё когда-нибудь начинается и всё когда-нибудь заканчивается. Это лишь первоначально казалось, что больничная эпопея бесконечна. Излечение Землякова завершалось. Вот и апрель наступил, погода давно стояла весенняя, во дворе госпиталя зазеленели кустарники, а воробьи одурели от собственного гомона. Откроет Сергей окно, а оттуда запах набухших почек, и воздух такой чистый и глубокий, что им хочется дышать и дышать.

Швы на руке у него сняли, а зажившую рану разукрасили напоследок зелёнкой. На следующий день он дождался военно-врачебной комиссии, и вот она прошла, его признали годным к дальнейшей службе после реабилитации. Земляков написал рапорт на имя командира своей воинской части о предоставлении месячного отпуска для окончательного выздоровления, и вместе с другими документами, как сказал лечащий врач, его перешлют по электронной почте по нужному адресу.

Он рассчитывал выписаться вместе с Медведевым и тогда вместе рвануть домой, но у того неожиданно неделей ранее появился свищ. Рану открыли, почистили, и вновь зашили, вставили катетер, и теперь Михаилу предстояло ещё какое-то время маяться в палате. Он, понятно, расстроился, но виду не подавал. Когда Земляков, получив проездные документы, в новой форме заглянул в палату попрощаться с парнями, то Медведев удивился:

‒ Вот это орёл! Любо-дорого посмотреть! Когда убываешь?

‒ Сейчас на вокзал поеду.

‒ Жалко, Серёга, расставаться, но ты молодец!

‒ Будем на связи. Созвонимся. Выздоравливай. Не наша вина, что всё так получилось. А то вместе бы махнули.

Они обнялись, посмотрели друг другу в глаза, пожали руки:

‒ В добрый путь! Передавай привет родной земле!

‒ Обязательно!

‒ Во сколько поезд?

‒ Да мне без разницы. Всё равно ночь в Москве коротать. Домой только завтра доберусь.

‒ Жене так и не позвонил?

‒ В дороге позвоню, чего баламутить раньше времени.

‒ Ну ты и садист!

Земляков лишь развёл руками:

‒ Какой есть!

Он вышел из корпуса, на проходной поприветствовал охранника, и пошёл, как ему объясняли, к остановке автобуса. Через полчаса был на вокзале, оформил по военному перевозочному документу безденежный билет, а ещё через полчаса сидел в глубоком и уютном кресле «Ласточки». И вот поезд мягко тронулся, бесшумно набирая скорость, за окном замелькали придорожные строения, а когда вырвались из города, то дачи разбежались вереницами, а за ними ‒ до горизонта поля да редкие перелески.

Перед посадкой в поезд он успел заскочить в сетевой магазин, купил еды на дорогу, воды, была мысль купить, что покрепче, но остановил себя, не захотел менять радость встречи с родиной на похмельное головокружение. Да и кому понравится вдыхать запахи алкоголя, и он не понимал таких людей, когда прежде доводилось в поездках сталкиваться с соседями-выпивохами, то воспоминания были не лучшими. «Вот доберусь до дома, созвонюсь со свояком, приглашу его с женой в гости, вот тогда и посидим вчетвером, а то и вшестером, если Григорий с Ольгой присоединятся, ‒ тогда и выпить не грех!». И представив встречу с семьёй, он почувствовал себя необыкновенно уставшим от ожидания, таким, что захотелось не думать о предстоящей дороге; она вроде не такая уж дальняя, но всё равно каждый её час будет тянуться бесконечно. А что это такое, он испытал недавно в трубе, хотя о каком-то сравнении не могло быть и речи: как можно сравнить то, что не поддаётся сравнению. И вообще теперь ему казалось, что шестидневное испытание ‒ это что-то совершенно другое, до сих пор не до конца понятное и осмысленное. Прочувствовано ‒ это да, так и есть, но пока оно оставалось ни с чем не сравнимым, да и вряд ли когда сравнится. А если что-то наметится похожее, то Землякову казалось, что второй раз он не выдержит подобного испытания, даже если будет очень стараться.

За мыслями он незаметно доехал до Орла, вспомнил о пакете с едой, перекусил, огляделся, словно искал знакомых, и разговорился с дядечкой пожилого возраста: сероглазым, седоватым, коротко подстриженным, с аккуратными усиками. Вернее, тот сам первым спросил, до поры до времени не решаясь тревожить дремавшего военного, а теперь, значит, самое время пришло.

‒ На побывку? ‒ спросил он и представился: ‒ Сергей Ильич.

‒ И я Сергей. Тёзки, значит. А вы угадали? В отпуск после госпиталя.

‒ Ох ты… Сильно досталось?

‒ Что заслужил, ‒ улыбнулся Земляков.

‒ Ну, хотя бы вылечили?

‒ А как вы думаете? Больного за ворота турнули? Вылечили, вот домой отпустили восстанавливаться. И телом, и духом.

‒ Семья есть?

‒ А как же.

‒ Тогда сам Бог велел навестить их. Где воевали?

‒ Под Суджей. Слыхали о таком городе?

‒ А как