Альпийские снега - Александр Юрьевич Сегень

счастливый день! Так и хочется прикоснуться губами к родному лицу Маруси, но это уже непозволительная сентиментальность. Отставить, товарищ генерал-майор! Верните фотографию на полку. Вот так. Займитесь, в конце концов, делом.

Глава пятнадцатая

Пора наступать!

Все реже над Москвой завывала сирена, все короче становились тревожные ожидания бомбардировок, уже не часами, а минутами — по двадцать минут, по десять. Контрнаступление под Москвой продолжалось, враг медленно, но отступал. 2 января наши отбили Малоярославец, а от Волоколамска пошли в наступление на Ржев, важный стратегический пункт, железнодорожный узел, началась Ржевско-Вяземская наступательная операция Калининского фронта под командованием Конева и Западного под командованием Жукова.

В Москве ударили морозы, в ночь на 2 января дошло до минус тридцати двух градусов, потом навалилось потепление, и к 7 января стало уже всего минус два. Для гипертоников, к коим генерал-майор Драчёв мог себя уже вполне причислять, просто беда.

Медсестра с декабря перестала к нему ходить, но тонометр оставила, и он сам научился измерять давление. В этом жутком броске от морозов к оттепели первой недели нового года показатели зашкаливали, верхнее не опускалось ниже ста восьмидесяти, нижнее — ниже ста десяти. Оставаясь один на один с собой, Павел Иванович спешил во весь рот улыбаться, чтобы проверить, не замер ли он на краю гипертонического криза или того хуже — инсульта, что в русском просторечии называется обидным словом «кондрашка». Даже перед зеркалом становился, чтобы широко улыбнуться. И сам себя обзывал:

— Как дурак, ей-богу! Стоит и лыбится.

Шел к венецианскому окну и спрашивал у Василия Блаженного, а заодно у Минина и Пожарского: «Продержимся?»

В ушах постоянно стоял звон, как бывает в жаркий день где-нибудь на юге у моря, когда неумолкаемо звенят цикады. Щеки становились то горячими, то холодными. Но он никому не сообщал о зловещих симптомах, потому что работы по-прежнему немерено, домой ночевать ходил раз в неделю, да и то лишь чтобы сменить обстановку. Возвращаясь в свой кабинет на Красной площади, первым делом — к окну, посмотреть на Василия Блаженного и Минина с Пожарским.

Пятого января Хрулёв позвонил и приказал через три часа явиться на Кирова, пропуск выписан. Пользуясь случаем и выполняя рекомендации врачей, Павел Иванович отправился пешочком, устроил себе получасовую прогулку по зимней Москве.

В доме 37 на улице Кирова, в прошлом Мясницкой, в усадьбе купца Докучаева располагался старинный особняк, выстроенный после пожара 1812 года Осипом Бове в стиле ампир. Во второй половине прошлого века особняком владел текстильный фабрикант и книгоиздатель Солдатенков, и здание славилось как культурный центр того времени. Сюда часто приходили на историко-литературные сборища Ключевский и Соловьёв, Чехов и Аксаков. Здесь, еще до Третьякова, Солдатенков начал собирать галерею живописи и икон, свою библиотеку. Именно сюда, как в засекреченный объект, после начала бомбардировок столицы переместился Государственный комитет обороны с отдельным кабинетом Сталина, выходившим в просторный зал заседаний. Ничем не примечательное зданьице о восьми окнах, выходящих на улицу, зато входишь во двор, а там — главное здание усадьбы, ионический шестиколонный портик, роскошный парадный вестибюль.

Сейчас, когда прошлогоднее наступление немцев на Москву заглохло, ясно, что речь зайдет о продолжении начавшегося контрнаступления Красной армии. Заседание оказалось весьма расширенным. Кроме председателя ГКО Сталина, его заместителя Молотова и трех членов — Ворошилова, Маленкова и Берии, здесь собрались: первый заместитель Сталина как председателя Совнаркома Вознесенский, маршалы Будённый, Тимошенко и Шапошников, генералы Жуков, Василевский, Конев, Белов, Ерёменко, Рокоссовский, Ватутин, Власов, Новиков, Хрулёв и Драчёв. Началось все с длинного доклада начальника Генштаба Шапошникова, он подробно рассказал о событиях конца ушедшего в прошлое проклятого года и перешел к развитию выработанного Генштабом плана дальнейшего отдавливания врага от Москвы и перехода в решительное контрнаступление. «Далеко шагает», — слушая его, подумал Павел Иванович, когда тот заговорил о возможном прорыве блокады Ленинграда, об освобождении Крыма и Украины.

— Спасибо, Борис Михайлович, — сказал Сталин, когда докладчик закончил. — Сразу хочу спросить, товарищи, кто против этого плана?

— Я, — первым встал Жуков.

— Объясните свою позицию.

— Если коротко, то в данный момент у нас недостаточно танков и артиллерии для столь головокружительного контрнаступления. Прорвать немецкую оборону не представляется возможным. Мы понесем чудовищные потери, но цели, поставленной в докладе товарища Шапошникова, не достигнем. На данном этапе сражения за Москву я предлагаю ограничиться укреплением рубежей. Мы освободили Наро-Фоминск и Калугу. Можно по возможности заняться освобождением от немцев ближайших городов, таких, как Гжатск, Юхнов, возможно, Вязьма. Повторяю, для более решительных действий нам необходимо вдвое увеличить количество танков и артиллерии.

— Кто еще против? — спросил Сталин.

— Разрешите мне? — встал Вознесенский. — Я полностью согласен с товарищем Жуковым. В данный момент мы не можем в достаточной мере обеспечить наступление артиллерией, танками и другой техникой.

— А кто против возражений, высказанных товарищами Жуковым и Вознесенским?

Тут словоохотливых оказалось гораздо больше, план Шапошникова горячо поддержали Маленков и Берия. Первый напирал на мощь опекаемых им минометных частей, второй на то, что уже с декабря наша авиация завоевала господство в небе над противником, и это подтвердил генерал-лейтенант авиации Новиков. Дальше после Жукова и Вознесенского никто против генштабовского плана не выступал. Когда очередь дошла до Хрулёва, он доложил о транспортном состоянии войск, в основном удовлетворительном.

— А что у нас с питанием и вещами? — обратился Сталин к Драчёву.

— Могу доложить, что катастрофические последствия отступления летом и осенью прошлого года удалось устранить, — встав со своего стула, заговорил Павел Иванович. — Полностью себя оправдала практика заготовки интендантского имущества за счет местных ресурсов. К концу декабря решена проблема обеспечения войск лыжами. Проблема вещевого имущества решается с помощью привлечения предприятий к ремонту вещей, пришедших в негодность, но пригодных к восстановлению. Решена проблема обеспечения предметами квартирного довольствия...

— Это у нас что?

— Печи, лампы, фонари, походные кухни, котлы, топоры, пилы и так далее. Окончательно налажена пожарная служба.

— С едой что?

— К настоящему времени фронт полностью обеспечен питанием. Помимо собственных ресурсов, продолжаются обильные доставки из Монголии. Товарищ Чойбалсан поставил это дело под свой личный контроль. Получено пятнадцать тысяч изумительных белых дубленых полушубков, теплых и очень удобных, с любовью сшитых руками монгольских женщин.

— Так эти белые дубленки из Монголии? — улыбнулся Сталин. — А я смотрю, какие наши к зиме стали щеголи! Любо-дорого посмотреть. Молодцы монголы. Я позвоню Чойбалсану и лично его поблагодарю.

— А еще