Технология лжи. Нацистская антипартизанская пропаганда на оккупированных территориях СССР. 1941–1944 гг. - Иван Иванович Ковтун

Иначе выглядело положение в тыловом районе группы армий «Юг». Отдел пропаганды «У» в отчете за июнь 1942 г. доносил: «Реализацию ранее объявленных реформ можно ожидать лишь в ограниченной степени. Донесения отрядов и внешних отделений, в которых последовательно констатировалось, что повсюду дается общая информация населению о характере и первых мерах по осуществлению аграрной реформы, побуждали отдел лишь в незначительной мере продолжать аграрную пропаганду в последние несколько недель. Население скептически относится ко всем обещаниями из-за большевистской пропаганды»[635]. Специальные листовки, побуждавшие украинцев во имя земельного надела помогать германским властям в борьбе с партизанами, были приняты в целом без энтузиазма[636].

В пропагандистских методичках вермахта обсуждались приемы обсуждения в прессе закона о земле: «В аграрной пропаганде следует воздерживаться от использования таких абстрактных понятий, как “изменение формы ведения хозяйства”, “преобразование общинных хозяйств в земледельческие товарищества”, а следует отмечать, что аграрный порядок означает разделение колхозов, раздел земли и инвентаря, что земледельческое товарищество представляет собой объединение единоличных хозяйств, с тем чтобы работа выполнялась индивидуально и урожай собирался индивидуально»[637].

Показательные события, связанные с установлением «нового аграрного порядка», происходили в прифронтовом районе группы армий «Север». Как сообщали партизаны, уже в апреле 1942 г. пропаганда земельного закона здесь вызвала у граждан совсем не ту реакцию, на которую надеялся противник. Так называемые единоличники из деревень, примыкавших к Ашевско-Белебелковскому партизанскому краю, решили (видимо, под давлением партизан) вступить в колхозы (в течение двух последующих месяцев в них влилось 309 единоличных хозяйств)[638]. Тревожными были и сообщения отдела пропаганды «Остланд». В донесении от 2 июля 1942 г. пропагандисты вермахта указывали на целенаправленное воздействие партизан на сельские общины в связи с выходом «аграрного распоряжения». Причем, чувствуя слабость своей аргументации, «народные мстители» прибегали к использованию манипулятивных приемов, чтобы подорвать у населения веру в закон о земле. Партизаны, в частности, утверждали, что «введенный немцами аграрный порядок не противоречит политике Сталина, поскольку аналогичные реформы проводятся и на неоккупированной советской территории»[639].

В докладе от 30 сентября 1942 г. командира 4‑го отряда Богушевской партизанской бригады И.И. Кржесинского отмечалось, что население убедилось в очередном коварном «трюке врага», обрекающем народ на «рабство кулакам и немецким баронам и помещикам, и поняло сущность немецкой пропаганды о необходимости перехода колхозной формы на общинную»[640].

Один из сельских жителей образно заявил: «Когда немцы пришли, они везде объявили, во всех газетах и афишах: “Крестьянин, тебя ждет земля!” И верно, правду немец сказал – чуть не всех нас загнали в землю»[641]. При этом нацисты понимали, что отсутствие изменений в области сельского хозяйства может повлечь за собой массовую поддержку партизанского движения. Чтобы не допустить невыгодного для себя развития событий, оккупанты действительно приступили к раздаче земли (по крайней мере для части деревенских жителей, и в первую очередь – лояльных «новому порядку»). Роспуск колхозов в этих районах обычно сопровождался дискриминацией бывшего партийно-советского актива. «Политически ненадежные элементы» и их семьи подвергались преследованиям и различным издевательствам[642].

Следует сказать, что переход к индивидуальному хозяйству в некоторых местах начался еще летом 1941 г. Немногочисленные колхозы, существовавшие в западных районах СССР, распались фактически сразу, как только отступила Красная армия. Германские власти, рассчитывая на заинтересованность крестьян в тесном сотрудничестве, зачастую не препятствовали им в восстановлении целого ряда хозяйств и мелких производств, принадлежавших когда-то помещикам и зажиточным сельским жителям. Основным условием их деятельности являлась полная лояльность и выполнение предписаний военных и гражданских органов, отвечавших за снабжение немецкого вермахта[643].

Параллельно с этим проводились мероприятия в рамках аграрной реформы. Нацисты организовывали крестьянские сходы, на которых распределялись земельные наделы. Данные по Смоленской области показывают, что в 1942 г. размеры приусадебных участков колхозников, вступивших в общинные хозяйства, увеличились более чем вдвое – с 0,33 до 0,70 га. В разных оккупированных областях размеры передаваемых участков варьировались. Их величина могла зависеть от плодородности почвы, местных возможностей, распространения партизанского движения. Так, в Псковском уезде каждому двору передавалось в единоличное пользование от 0,75 до 2,5 га земли, в зависимости от числа едоков. В Белгородском и Ивнянском районах Курской области выделялось по 0,25 га на каждый двор в качестве приусадебного участка и полевые наделы по 0,08 га на каждого трудоспособного члена семьи. В районах генерального округа «Латвия» средний участок земли латыша-латгальца составлял 25–30 га. Белорусские и русские крестьяне, проживавшие там же, имели от 8 до 15 га земли[644].

Как признавались сами немцы, весной 1942 г. произошло «радикальное решение аграрного вопроса» в прифронтовых районах групп армий «Север» и «Центр». Вся бывшая колхозная земля была разделена между крестьянами по так называемой системе нарезания полос. Отдельные хозяйства могли развиваться только постепенно, при наличии соответствующего инвентаря. Для украинцев были запланированы менее быстрые сроки реализации земельной реформы, поэтому местным жителям давалось право на расширение приусадебных участков. Создание «земледельческих товариществ» велось относительно медленно. В сущности, они начали функционировать только в 1943 г., когда дальнейшие «преобразования в сельском хозяйстве» утратили свое значение из-за хода боевых действий на фронтах[645].

Вместе с тем немецкие акции по демонтажу колхозов и делению земли почти не затрагивали такой важный аспект проблемы, как налоговая политика. Броская антиколхозная агитация, регулярное восхваление общинной системы землепользования, «земледельческих товариществ» и единоличных хозяйств купировались установленными налогами. «Введенный оккупантами налог на зерновые и молочные продукты, шерсть, кожу, птицу и мясо тяжелым бременем ложился на семьи колхозных тружеников, у которых гитлеровцы и так почти все отнимали, – вспоминал в своих мемуарах командир партизанского полка К.Н. Волович. – Кстати сказать, учет скота, птицы, шерсти, сенокосов был чрезвычайно строгим. За сокрытие чего бы то ни было полагался расстрел. Специальные немецкие агенты и старосты учитывали все с исключительной точностью»[646].

Представители германских властей запрещали крестьянам покидать свои деревни и села. Любые попытки несанкционированного выезда или переезда расценивались как потенциальная помощь партизанам. Замеченные в подозрительных перемещениях лица подлежали суровому наказанию. Наказание также предусматривалось за расхищение имущества колхозов, порчу зерноуборочной техники и сельскохозяйственного инвентаря. При появлении признаков неповиновения включались механизмы устрашения и даже террора[647].

Разумеется, карательные меры, которые обычно сопровождали налеты особых команд СС и полиции на деревни, вскоре нивелировали достижения аграрной пропаганды. Кроме того, все успешнее работали партизанские агитаторы. Они рассказывали населению, что единственной целью «нового порядка землепользования» являлось превращение бывших колхозов в своеобразную форму военно-крепостнического хозяйства. Лица, оказывавшие нацистам поддержку, добровольно делают себя рабами; в будущем они погибнут под ударами кнута немецких переселенцев, колонистов и надсмотрщиков