1812: Новые факты наполеоновских войн и разгром Наполеона в России - Николай Федорович Шахмагонов

Николай Николаевич Раевский был уже испытанным воином, храбрейшим генералом русской армии. Вместе с ним при корпусе находились и его сыновья – шестнадцатилетний Александр и одиннадцатилетний Николай. Сызмальства познавали они военную науку, присутствовали при всех решениях, которые принимал их отец.

Старший уже побывал под пулями во время сражения с турками при Силистрии. Тогда Николай Николаевич на глазах сына вершил чудеса доблести и отваги, и был награжден шпагой с надписью «За храбрость». Это ли не пример для сына?! Да и вся жизнь Николая Николаевича Раевского могла служить примером не только для сыновей, но и для каждого русского патриота.

Родился он в Петербурге 14 сентября 1771 года. В восемнадцать лет уже принял участие в боевых действиях под Бендерами в ходе русско-турецкой войны 1787-1791 года, именуемой историками «Потёмкинской войной». На всю жизнь запомнил Раевский наставления своего великого дядюшки генерал-фельдмаршала Светлейшего Князя Григория Александровича Потёмкина-Таврического: «Во-первых, старайся испытать, не трус ли ты; если нет, то укрепляй врожденную смелость частным обхождением с неприятелем».

Юный Раевский показал себя храбрым и распорядительным офицером. Неслучайно князь Потёмкин уже в 1790 году назначил его командиром Атаманского казачьего полка и пожаловал чин полковника.

В 1792 году Раевский сражался в Польше под командованием Суворова. За подвиги, проявленные в той войне, был награжден орденами Святого Георгия 4-й степени и Святого Владимира 4-й степени. Затем он отличился в Персидском походе при взятии Дербента. Там он командовал Нижегородским драгунским полком, снискавшим под его командованием славу лучшего в Кавказской армии.

Позднее, уже в чине генерал-майора, Николай Николаевич Раевский воевал в армии Кутузова в 1805 году и под командованием Багратиона в 1807 году. Передышек не было. После кампании 1807 года против французов, воевал со шведами в Финляндии, затем с турками на Дунае.

Даже враг не мог не признать достоинств русского генерала, храбрейшего из храбрых, талантливейшего из талантливых. Наполеон сказал о Раевском: «Этот русский генерал сделан из материала, из которого делаются маршалы».

Но сказал так Наполеон уже после Смоленска, когда его войска испытали стойкость корпуса Раевского. В июле 1812 году Наполеону ещё только предстояло услышать имя этого генерала…

Полки Раевского вынуждены были отходить вглубь России, оставляя врагу города и села. Все – от солдата до генерала рвались в бой, но не настал ещё час для решающей схватки с врагом.

Седьмой пехотный корпус генерала Раевского приближался к Могилеву и, казалось, слепо шёл в засаду. Но это только казалось. Все было организовано точно и четко – впереди, далеко опережая походное охранение, двигалась от укрытия к укрытию разведка, затем следовало походное охранение. Казаки уже сообщили о кавалерии, которую обнаружили в городе, но они продолжили поиск, и вскоре полетело новое донесение – перед Могилёвым затаился корпус маршала Даву, усиленный переданным ему в подчинение корпусом Жерома. Общая численность войск, по сообщениям пленных, превышала 80 тысяч человек.

Об этом было немедленно доложено Раевскому. Раевский направил донесение Багратиону. Багратиону же достаточно было одного взгляда на карту, чтобы понять, сколь опасно положение корпуса Раевского. Он оказался на таком расстоянии от противника, что уклониться от боя было невозможно.

Никогда за долгие годы своего боевого поприща князь Петр Иванович Багратион не ведал растерянности, не было такой обстановки, которую бы он считал безвыходной. Из каких только переделок не выходил он в минувшие кампании, не раз и в 1805, и 1807 годах спасал он главные силы армии от неминуемых бед. Александр Васильевич Суворов в ходе Итальянского, а затем и Швейцарского походов всегда направлял Багратиона на самые опасные дела, ответственные и рискованные. Но то, что происходило теперь, не шло ни в какие сравнения с былым. Там русские войска действовали на чужих территориях, теперь враг топтал Русскую Землю, и каждая неудача могла дорого обойтись Отечеству. Уничтожение одной из армий сразу бы увеличило шансы Наполеона на победу в войне.

И вот, казалось бы, Даву, наконец, перехитрил Багратиона. Обстановка действительно была критической. Багратион понимал это, но не падал духом. Он искал решение, зная, что всегда есть решение, которое принесёт успех, если ты храбр, дерзок и уверен в своих силах и силах своих воинов.

Случившееся Багратион решил обернуть в свою пользу. Он и прежде понимал, что переправа в Могилёве, хоть и удобна, но рискованна. Однако другой не было. Что же оставалось теперь? Оставалось сделать вид, что он не меняет решения, что идёт в Могилёв, рвётся к переправе…

Нужно было убедить в этом Даву и даже виду не подать, что русским известно о ловушке, подготовленной французами. Самим же идти к Новому Быхову, где быстро навести переправы через Днепр.

Оставалось одно «но». Чтобы исполнить этот план, предстояло пожертвовать корпусом Раевского. И Багратион выехал к Николаю Николаевичу, чтобы лично поставить задачу, разъяснить всю важность и ответственность того, что должен был сделать командир корпуса. Эх, если бы самому! Как, к примеру, под Шенграбеном. Но теперь самому нельзя, на плечах армия, а на плечах армии – Россия. Стало быть, Россия на его плечах!

Раевский всё понял сразу. Нужно было приблизиться к противнику на максимально короткое расстояние, ничем не выдавая свою подготовку к внезапной и скорой атаке, но уже в движении указать артиллерии цели, а полкам, бригадам и дивизиям – рубежи перехода в атаку и ближайшие задачи. В атаку нужно было вложить все силы, всю дерзость, нужно было сделать так, чтобы французы поверили – их атакует не корпус, по ним наносит удар вся армия Багратиона. В истинное положение дел посвятили не всех командиров – личный состав должен был знать, что стоит задача овладеть Могилёвым, что именно через Могилёв пролегает путь к встрече с первой Западной армией.

Багратион не обещал ни помощи, не подкреплений… Не тот случай. Весь смысл был в том, чтобы, действуя малыми силами, убедить противника: наступает вся армия. Багратион обещал только одно – сообщить, когда армия завершит переправу и на противоположном берегу окажутся лазареты, переполненные ранеными. Лишь тогда можно будет выйти из боя, оторваться от противника и тоже переправиться через Днепр по наведённым мостам у Нового Быхова. После переправы мосты за собою сжечь.

Корпус Раевского встал на ночлег в непосредственной близости от французов. Тоже уловка. У Багратиона появлялось дополнительное время для движения к Новому Быхову и начала переправы. Казаки обеспечивали скрытность всего, что происходило в районе действий корпуса Раевского и основных сил армии Багратиона.

Летняя ночь коротка. Французы предполагали, что русские ничего не подозревают и утром продолжат марш, а потому сидели в своей засаде тихо. Но на