Над облаками - Владимир Викторович Мороз

– По-всякому. – Романов ненадолго замолчал, прислушиваясь к доносившимся со стороны реки далеким выстрелам. – Похоже, кто-то напоролся на пост.

Собравшиеся какое-то время сидели, не говоря ни слова, думая о своем незавидном положении.

– Был у нас рядом отряд какого-то подполковника, – нарушил тишину техник, – с бронепоездами.

– Курмышев, – подсказал Иван.

– Точно! Имя еще такое необычное: Леонтий. Так вот, на одном бронепоезде на платформах три танка Т-34 стояли, обложенные мешками с песком. Когда немцы паровоз разбомбили, мы эти машины себе забрали. Сам ездил с командиром эскадрона Селецким, помогал снимать и перегонять. Один танк потом в болоте застрял. Пока дергались, передачу заклинило. Экипаж машину бросил и отошел, так как совсем рядом фрицы в деревне сидели. Могли услышать и захватить в плен. Смирнов как узнал, разнервничался, Селецкого от командования отстранил. Говорит, в трибунал тебя сдам за утерю танка.

– А сам целый полк потерял, – хмыкнул Сашка, – и ничего, не арестовали.

– Под утро нам сказали тридцатьчетверку вытаскивать. Пошли мы ремонтировать, Селецкий с нами. Пока ребята бревна под гусеницы таскали, я коробкой занялся. Разобрал кожух, вижу – шестеренку закусило. Пришлось рычаг кувалдой выбивать. А ночь тихая, далеко слышно. Вот немцы и подошли со стороны Кнышевичей посмотреть, кто там в брошенном танке ковыряется. Наши ребята постреляли немного и отступили, а я не успел. Задраил люк, сижу, молчу. Фашисты подошли, стали по броне прикладами стучать, мол, открывай. Ну, думаю, сейчас гранатами обложат и взорвут к чертям, или в плен придется сдаваться. Но, слава богу, Селецкий собрал бойцов и отогнал немцев, спас меня. Пока ребята с фрицами перестреливались, мы с ним вдвоем рычаг выбили, танк завели и из болота выбрались. Остановились, пулеметным огнем заставили немцев вернуться в деревню. Затем посадили ребят на броню и домой поехали.

– Ну, вы даете, – хохотнул Иван, – вот приключение вышло.

– Хорошая была машина, крепкая, не чета нашим бэтэшкам, – вздохнул Романов. – Через несколько дней потеряли ее в бою под Шатилками. Немцы тогда со всех сторон давили, часто приходилось в окопах сидеть, бронетехники к этому времени почти не осталось.

– А как здесь оказались? – поинтересовался Ваня, рассматривая черный, прокопченный дымом и мазутом, комбинезон техника.

– Да как все, – отмахнулся тот, – выдавили. Смирнов наорал на начальника штаба капитана Панченко, дескать, тот виноват, что полк зажат в Оржице, затем взял адъютанта и ушел, бросив личный состав на произвол. Панченко людей собрал, около себя держал, чтобы вместе со всеми пробиваться. Правда, погиб через пару дней, осколок в грудь попал. Мы его похоронили и решили поодиночке выходить. Из командиров еще Селецкий оставался, но он раненого Бацкалевича, командира нашей кавалерийской дивизии, стал спасать, когда тому руку оторвало.

– Это тот полковник, который командовал постройкой моста? – спросил Сашка. – Я его видел.

– Да, – кивнул техник, – он самый. Хороший дядька, жалко, что так не повезло. Теперь вся надежда на Селецкого, тот кремень, полковника не бросит. Лишь бы живыми остались.

Поздно вечером Иван с Сашкой сходили к птичнику, расположенному на краю того самого поля, где вели свою утреннюю охоту гитлеровские солдаты.

– Одну возьмите, вам на двоих хватит, – сказал сторож, седой старик в рваных сапогах. – Скоро ваши товарищи подойдут, тоже голодные. Немцы сказали, что расстреляют меня, если курей не будет хватать. Несколько штук в день я еще смогу на естественный падеж списать, а вот если больше, то могут не поверить.

Свернув пойманной птице шею, ребята вернулись обратно в заросли тростника, где разожгли небольшой костер и сварили в котелке бульон, хлебая его по очереди.

– Жалко, что соли нет, – сокрушался Сашка.

– Ничего, – подбадривал его Иван, – зато горячая пища. Я уже и не помню, когда такую вкуснятину ел.

Почти неделю друзьям пришлось жить на острове. Часы тянулись мучительно медленно, угнетая бездельем. Днем, греясь под лучами солнца, они старались поспать, потому что ночью из-за холода это почти не удавалось. Осень вступала в полноценные права, перекрашивая природу в желтые тона и подготавливая к привычному увяданию. Утренние холодные туманы становились всё гуще, земля, нагретая за день, быстро остывала с наступлением ночи.

– Скоро снег выпадет, – в один из вечеров сказал Сашка, тревожно глядя на горизонт, над которым висели черные тяжелые тучи, – по всем приметам ранняя зима будет.

– Надо выбираться, а то или замерзнем, или фрицы поймают. Курочки, конечно, дело хорошее, но нам на восток надо. – Иван поежился, негромко кашлянул в кулак и плотнее закутался в шинель. Ее он подобрал возле копны – видимо, хозяин не успел надеть, застигнутый врасплох во время очередной облавы.

На следующее утро немцы на острове не появились, и кто-то из солдат, рискнувший сходить в разведку, принес хорошую весть, что те собрались и строем ушли на север.

– Всё, дождались, можно и нам выдвигаться, – сказал Романов, устало улыбнувшись. – Пост на дамбе около моста тоже сняли, не придется мокнуть.

– Сашок, ты слышал? Сегодня вечером пойдем к своим, – принес Иван хорошую весть другу. Сашка кивнул, думая о чем-то своем. Последние пару дней Полещук был очень молчалив, ел без аппетита, и Иван решил, что тот заболевает. Значит, тем более нужно уходить, пока окончательно не накрыло.

Ближе к вечеру, распрощавшись, сидевшие на острове красноармейцы стали расходиться по одному или маленькими группами. Иван почистил винтовку, скрутил шинель, подготовился к дороге. Но Сашка всё тянул с уходом, сославшись на больной живот. Иван не стал его торопить, усевшись невдалеке.

Вскоре они остались одни. Солнце медленно пряталось на западе, бросая последние лучи на обожженную войной землю. С востока надвигалась ночь, укрывая черным холодным одеялом.

– Сашка, надо идти, – кивнул другу Иван, – через полчаса совсем стемнеет.

Полещук бросил на него короткий взгляд, поднялся и отошел в сторону.

– Ваня, я тут подумал и решил, – он на секунду замялся, – дальше наши с тобой пути расходятся. Пойду домой, в родное село под Житомиром. Навоевался. Да и смысла не вижу на восток топать.

– Как это? – удивленно посмотрел на него товарищ, не зная, что сказать.

– А вот так! – повысил голос Полещук. – Ради чего мы подыхаем на этой войне? Ты читал листовки, которые фрицы разбрасывают? Вот скажи мне, в каком месте они врут? Что хорошего нам принес большевизм, ради которого мы должны погибнуть? Ладно, отступим до Волги, до Сибири, а дальше что? Кто будет воевать? Дети, старики? Смогут они фашистов обратно прогнать? Сам же видишь, какая мощь прет! Перемелет в труху и не подавится.

– Сашка, ты чего? Хватит глупости говорить! – выдавил Иван, понимая, к чему клонит друг. – Мы с тобой