«Вселить в них дух воинственный»: дискурсивно-педагогический анализ воинских уставов - Сергей Эдуардович Зверев

мы вплотную приблизились к немецкому языку. Хотелось бы все же надеяться, что когда-нибудь перейдем на «великий, могучий, правдивый и свободный» русский. Свободный – от мусора и хлама, которым мы так склонны забивать наши речи, маскируя убожество нашей мысли. А там, глядишь, и блоху подкуем.

Боевые уставы 2012–2014 гг.

Последняя на сегодняшний день серия боевых уставов вышла в 2013–2014 годах. К сожалению, и им присущи многие серьезные недостатки.

«Боевой устав артиллерии» (2013) в первом же пункте делает заявление, буквально валящее читателя с ног обнаженной правдой жизни: «Применение артиллерийских подразделений в войнах и вооруженных конфликтах осуществляется их участием в боевых действиях» [13, с. 3]. И далее, не позволяя перевести дух: «Целью огневого поражения противника является снижение боевого потенциала его группировки до требуемого (установленного) уровня и создание условий своим войскам для выполнения поставленных задач с минимальными потерями» [13, с. 3]. То, что применение осуществляется участием, уже ставит крест на надеждах, неосмотрительно высказанных в предыдущем параграфе. По поводу следующей фразы так и подмывает спросить ее авторов: а кем, собственно, устанавливается приемлемый уровень боевого потенциала группировки противника? Неужели неизвестными простому смертному наставлениями, строго взыскивающими с противника за то, что он превысил отпущенные ему квоты по боевому потенциалу? Воображение невольно рисует сидящих в штабах генералов противника, краснеющих при мысли о допущенной ими бестактности, или смущенно переминающихся с ноги на ногу в окопах его солдат и офицеров, не имеющих и вовсе никаких оправданий, в ожидании неминуемой взбучки от наших славных артиллеристов.

И как, наконец, сопоставить фразы: «Боевые действия артиллерийских подразделений включают огневое поражение противника и маневр»[143] и «При ведении боевых действий артиллерия осуществляет маневр огнем и подразделениями»[144]? А ведь в тексте их разделяет всего несколько строк.

Принципы применения артиллерии из БУА-2005 трансформировались в принципы тактики артиллерии в БУА-2013. При этом принцип управления лишился эпитета «твердое». О правильности принимаемых командиром решений ни в том, ни в другом уставе нет ни слова. Сплошная забота о своевременном их принятии и настойчивом проведении в жизнь.

«Основные вопросы» взаимодействия, всестороннего обеспечения и управления уступили место соответствующим «основам»[145]. Но ведь с этого слова обычно начинаются названия учебников, а не крохотных, в 7–8 строчек параграфов устава.

Солидная «академичность» проглядывает и в подробном изложении содержания всех пунктов боевого приказа командиров артиллерийских подразделений до взвода включительно. Так людей и в пехоте не изнуряют. Очевидно, что пишутся эти приказы для утверждения начальником, ибо представить, что лейтенант-взводный будет грузить головы своих ошарашенных подчиненных грозными «решил» и «приказываю» при всем желании невозможно. Но как же в таком случае командиру взвода ставить задачу непосредственным исполнителям его несгибаемой командирской воли – сержантам и солдатам? Не только артиллерийские, но и вообще все наши уставы об этом умалчивают. И в этом они грубо нарушают настоящие, а не высосанные из пальца для вящего наукообразия принципы – принципы «Науки побеждать», не забывавшей говорить с солдатами «их языком».

На страницах «Боевого устава Сухопутных войск» (2013) совершенно не ощущается дыхание боя. Ни содержание, ни стиль не создают у читателя представления, с чем ему придется столкнуться на войне. ПЕРЕД НАМИ ОБЫЧНЫЙ ДОКУМЕНТ МИРНОГО ВРЕМЕНИ, десятки тысяч которых ежедневно наполняют папки делопроизводителей, а немного погодя – корзины для бумаг в разнообразных воинских присутствиях.

Боевой устав не освещает вопроса, какие требования современный бой предъявляет к военнослужащим – какие качества офицеров, сержантов и солдат обеспечивают превосходство над неприятелем и в конечном счете – победу. Как следствие, устав легко обходится без самого военного понятия – победа. Наступление ведется исключительно в целях разгрома неприятеля; под этим понимается «нанесение противнику такого ущерба, при котором он частично или полностью теряет свою боеспособность» [58, с. 68]. Суворовский завет «Оттеснен враг – неудача. Отрезан, окружен, рассеян – удача», таким образом, устав необоснованно предает забвению. Ибо боеспособность всегда можно восстановить, это всего лишь вопрос времени, а вот сокрушить волю противника к сопротивлению, морально потрясти его, для чего лучшие средства – указанные Суворовым, – значит обеспечить не только сиюминутный успех, но победу на долгосрочную перспективу. Даже в не самом удачном, как можно было убедиться, «Боевом уставе по подготовке и ведению общевойскового боя» под разгромом понимали «нанесение противнику такого ущерба, при котором он теряет способность к сопротивлению» [52, с. 176]. Это все-таки ближе к истине. Все выдающиеся победы российского оружия обеспечивали стране мир на многие десятилетия. Война ведется для достижения прочного, выгодного для страны мира, а не ради достижения частных успехов, не решающих в конечном счете ничего. Полезно было бы помнить английскую пословицу, что Британия может потерпеть поражение во всех битвах, кроме последней, и что череда побед Наполеона в 1813 году закончилась взятием союзными войсками Парижа.

Зато в количестве документов, которые надлежит иметь в батальоне (роте) недостатка нет: «При организации действий в батальоне (роте) разрабатываются и ведутся: рабочие карты командира батальона (роты), заместителей и помощников, расчет времени, боевой приказ, указания по видам всестороннего обеспечения, плановая таблица взаимодействия, схема района обороны (опорного пункта роты) и расположения в районе» [58, с. 15]. Налицо практически удвоение (!) объема документации по сравнению с «Боевым уставом по подготовке и ведению общевойскового боя»: тот хоть устанавливал, что схема взаимодействия составляется только «при решении наиболее сложных задач»[146] и не требовал указаний по видам обеспечения и схем районов обороны и расположения.

И как можно исполнить все эти бумаги в роте? Могут ли при этом у командира роты дойти руки до какого-либо общения с личным составом? Если комбат и имеет возможность спихнуть исполнение хотя бы части документов на заместителей и штаб, то несчастному ротному и воевать-то, верно, будет некогда, если он станет добросовестно заполнять все указанные формы. Но устав, как видим, в этом вопросе непоколебим и не допускает никакой расхлябанности.

Не возникает у авторов сомнений и в священном числе «семь» (количество пунктов боевого приказа) и в его наполнении сакральным смыслом. Методология управления, как и у артиллеристов, обогатилась тремя мертворожденными идеями: методами последовательной и параллельной работы командиров и штабов и их сочетанием. Суть методов прежде выражалась простой фразой: «Подготовка подразделений может осуществляться одновременно с планированием» [52, с. 42]. Для того использовались предварительные распоряжения.

И каким безобразным языком написан устав! Даже из определения разгрома видно – «нанесение ущерба» термин скорее юридический. Разве стоит употреблять его в боевом уставе, разве пристойно бравому военному уподобляться судейскому крючку? Или: «Управление подразделениями заключается в