Вьетнамский Сталинград: сражение за Дьенбьенфу. Малоизвестные страницы войны в Индокитае. 1953— 1954 - Валерий Владимирович Иванов

«Корсаров», 26 «Bearcats», 11 «Helldivers», 5 «Приватиров»407. Появление армады привело к тому, что части ПВО ВНА сочли за благоразумное не вести огонь по врагу. В противном случае их бы просто уничтожили.

Присутствие большого числа бомбардировщиков обеспечило на сутки бесперебойное снабжение Дьенбьенфу. Тем не менее результаты этой внушительной операции были весьма ограниченными. Сброс грузов не решил основных проблем снабжения французской базы. Осажденные войска продолжали испытывать недостаток боеприпасов, медикаментов.

Продолжение доставки грузов было нецелесообразным, так же как и попытки бомбардировать позиции противника. Обстановка на рубежах обороны стремительно изменялась. Периметр, контролируемый французами, неумолимо сокращался. В этой ситуации для колониальных ВВС были неизбежны трагические заблуждения. Например, 5 мая французские самолеты ошибочно нанесли бомбовый удар по «Элен-4»408.

В течение 6 мая в Дьенбьенфу все же десантировалось 165 солдат и офицеров из l-го парашютного батальона Иностранного легиона. Несмотря на шквальный огонь ВНА, почти все они прибыли в расположение базы. Это был последний резерв, прибывший на помощь осажденным.

Возникает вопрос: на что рассчитывал штаб Коньи, отправляя десантников в Дьенбьенфу? Прибытие столь малочисленного отряда никак не могло улучшить общее тяжелое положение колониальных войск. А вот риск потерять его во время десантирования был большой. Французам просто повезло. К тому же в этот день вьетнамские зенитчики не стреляли.

В эти дни у штаба Д’Кастри оставалась маленькая надежда на прорыв из блокированной базы. Майор Бижар предложил план выхода из окружения под кодовым наименованием «Регсее de Sang» («Кровопускание»)409. Замысел заключался в следующем. Бижар предлагал собрать все боеспособные подразделения добровольцев и сформировать две колонны. Первая состояла из парашютистов, под командованием самого Бижара, вторая – из представителей других родов войск, под командованием майора Вадо.

Первая колонна должна была атаковать позиции противника в западном направлении. После прорыва планировалось совершить 100-километровый переход по горам и джунглям до первых французских постов в Лаосе. В то же время вторая колонна должна была осуществить отвлекающий удар, связать боем как можно больше сил противника. Ее дальнейшие действия выстраивались по обстановке. Фактически, вторая колонна приносилась в жертву, чтобы спасти боевых товарищей.

Чтобы определить, какую задачу будут выполнять колонны, Бижар предлагал обычную жеребьевку. Длинная соломинка означала прорыв на запад, короткая – самоубийственный отвлекающий маневр.

Однако в сложившейся ситуации французские старшие офицеры понимали, что их подчиненные слишком измотаны морально и физически. Они были не в состоянии прорвать вражеское окружение, а потом еще и выдержать длительный марш через джунгли. Кроме того, при прорыве пришлось бы оставить на милость врага госпиталь, где находились тысячи раненых и больных. План Бижара был отвергнут штабом Лангле. Перед командованием гарнизона оставалось три варианта дальнейших действий:

1. Принять условия капитуляции и сложить оружие перед противником; передать ВНА артиллерию, танки и все объекты базы.

2. Продолжать оказывать сопротивление до последнего человека. В этом случае колониальные войска могло ожидать полное уничтожение.

3. Не подписывая акта капитуляции, известить командование ВНА о конкретной дате прекращения центральной позицией Дьенбьенфу сопротивления. Это был совершенно призрачный вариант, так как командование ВНА потребовало бы в первую очередь прекратить огонь и сложить оружие. После этого должен был последовать захват вьетнамцами базы. Следовательно, независимо от наличия формального документа о сдаче колониальные подразделения автоматически становились военнопленными.

6 мая Д’Кастри отправил ответную телеграмму на послание президента США Д. Эйзенхауэра: «Я был глубоко тронут выражением признательности, благодарности и доверия, которое прислал мне президент Эйзенхауэр от имени американского народа. Свободный мир может быть уверен, что защитники Дьенбьенфу, какого бы они ни были происхождения, осознающие борьбу, которую они вели, полны решимости сделать все в своих силах, чтобы оправдать это доверие и выполнить до конца миссию, которая была на них возложена»410.

Трудно сказать, что побудило Д’Кастри сделать это. Вероятно, командующий колониальными войсками в Дьенбьенфу давно смирился с перспективой поражения и собственного пленения. Едва ли вьетнамцы стали бы его судить как военного преступника. В истории индокитайского конфликта это был первый случай захвата коммунистами французского бригадного генерала. Следовательно, командование ВНА, вне всякого сомнения, гарантировало бы ему достойное отношение. Возможно, что свежеиспеченный бригадный генерал считал, что должен войти в историю своими красивыми жестами побежденного, но не сломленного полководца.

В исследованиях по истории сражения за Дьенбьенфу приводятся различные варианты последних радиопереговоров Д’Кастри и Ханоя. Они противоречивы, но их общий смысл понятен. Командующий французскими войсками, блокированными в долине, характеризовал ситуацию в Дьенбьенфу как тяжелую, но стабильную. Его сообщения не были паническими призывами о немедленной помощи, просьбами о присылке подкреплений. Коньи, со своей стороны, отдавал распоряжения, рекомендации о продолжении сопротивления вьетнамцам.

Это был диалог двух людей, не понимавших друг друга. Д’Кастри в своих радиосообщениях старался продемонстрировать собственную уверенность в том, что тяжелое положение вверенных ему подразделений рано или поздно улучшится. Это могло произойти за счет либо поступления подкреплений, либо общей активизации французских войск в Северном Вьетнаме, которая неизбежно привела бы к отводу частей ВНА от блокированной базы. Коньи, не располагавший конкретными данными о положении окруженной базы, отдавал приказы, которые не имели ничего общего с действительностью.

6 мая, в 17.30, согласно официальной версии, Д’Кастри во время последнего сеанса связи с Ханоем сообщил: «Я взорву все укрепления. Склады боеприпасов уже взорваны. Прощайте»411.

Как показали последующие события, бригадный генерал в очередной раз, мягко говоря, искажал истину. Никаких взрывов укреплений не производилось. Склады боеприпасов уничтожались по личной инициативе французских военнослужащих, а не по приказу Д’Кастри. И не 6 мая, а через сутки. Скорее всего, бригадный генерал просто хотел остаться самим собой – военным аристократом, который, оказавшись в безвыходном положении, сохранил спокойствие, достоинство и честь.

Капитан Ж. Пуже вспоминал о последних днях в штабе Д’Кастри: «В душной темноте штабного блиндажа, под резким светом голой электрической лампочки он выглядел на десять лет старше, чем в марте»412.

К полудню 7 мая общее положение гарнизона Дьенбьенфу стало безнадежным. В 15.00 подразделения ВНА получили приказ: «Противник в процессе дезинтеграции. Соединения не имеют необходимости ждать до вечера, а должны начать всеобщий штурм Мыонг Тхань [Дьенбьенфу]. Подразделения на восточном участке нанесут удар по центру. Подразделения на западном участке займут командный пункт. Атаки должны быть сильными. Ни одному вражескому солдату или подразделению не должно быть позволено скрыться»413.

Войска ВНА приступили к подавлению последних очагов сопротивления в районе опорного пункта «Клодин» и на восточном берегу р. Нам Юм. «Юнон» обороняли исключительно раненые французские солдаты.

В 1950 – 1980-х гг. советские исследователи утверждали, что командование гарнизона приняло решение о капитуляции. Вьетнамские историки подтверждали