В сердце войны - Александр Николаевич Карпов

слов отца, произнесенных не громко, но в утвердительной форме, словно он не спрашивал разрешения, а ставил в известность о своих намерениях. Все присутствующие замолчали и смотрели на него, не ожидая такого развития событий.

…Мальчик стоял перед машиной, разглядывая ее и стесняясь забраться в открытую кабину. Шофер не обращал на него никакого внимания, флиртуя с деревенскими женщинами и иногда покрикивая на назойливых деревенских мальчишек, то и дело норовивших оседлать большого стального многоместного коня. Наконец отец подхватил сына, державшего в руках единственный предмет одежды, что мог взять с собой – старую и неоднократно штопаную курточку, карманы которой были набиты деревянными фигурками игрушечных солдатиков и миниатюрными, грубо вырезанными из дерева моделями танков. Завершились скорые прощальные сборы и объятия с плачущими бабушкой и дядей, и, ревя изношенным мотором, поднимая дорожную пыль, машина устремилась в новый для девятилетнего ребенка мир.

Витя впился руками в шею и плечи сидящего на переднем сиденье отца и так и держался за него в прыгающей на ухабах кабине. Шофер вел автомобиль быстро, то и дело маневрировал между воронками, объезжал разбитую и сожженную технику. Он останавливался только на развилках, чтобы пропустить вперед колонны идущих к фронту солдат. Не выпуская отца из своих объятий, Витя вертел головой по сторонам, с удивлением разглядывая людей и машины. Его внимание привлекали то бойцы, по двое несшие на плечах длинное, необычного вида оружие, то уже виденные им автомобили «ЗИС» с зачехленными надстройками вместо кузовов. И о каждом новом предмете его внимания он задавал новый вопрос отцу:

– А что это?

– Противотанковые ружья, –  отвечал бывалый старшина сыну, комментируя переносимое двумя солдатами длинноствольное оружие. –  Из него танк можно подбить!

– А это что за машины? – последовал через несколько минут новый вопрос ребенка.

– Реактивные минометы. «Катюшами» называются! – радостным голосом отвечал отец сыну, которого с трудом отыскал в едва освобожденном от врага районе.

Вопросы мальчика отвлекали его от тягостных мыслей о потерянной семье. В голове старшины до сих пор не укладывалось то, что уже почти два года не было в живых его супруги и двух маленьких дочерей. В дни интенсивного наступления армии он смог уговорить своего командира дать машину и разрешить выехать в едва освобожденный от врага родной Мценск, где собирался отыскать свою семью, надеясь увидеть всех живыми и здоровыми. Вид отвоеванного города потряс видавшего виды военного человека. Объезжая пепелища, он отыскал улицу и участок, где когда-то стоял родительский дом, и нашел на его месте полуразрушенную землянку, заброшенную траншею, воронки от мин и снарядов, вывернутую и еще дымящуюся землю. И лишь неведомо откуда случайно появившийся соседский подросток узнал старшину и поведал ему печальную историю его семьи, показал расположенные на месте огорода могилы жены и дочерей. Потрясенный от услышанного, Петр Дмитриевич едва нашел в себе силы ехать дальше. Останавливаться он уже не мог. Для того, чтобы самому хоть как-то цепляться за жизнь, ему надо было обязательно отыскать уцелевших сына, мать и брата. Пробиваясь в сторону еще не установившейся линии фронта, обгоняя наступающие войска, он ворвался на машине в поселок, который только что был освобожден от врага. Надежды оправдались. И самый дорогой для него человек был найден, подарив то маленькое счастье, которое может остаться человеку, считавшему, что он потерял уже все на свете.

– Папа, смотри! – радостным голосом закричал Витя отцу. –  Это же «Клим Ворошилов»! Я узнал его!

Старшина машинально повернул голову в ту сторону, куда указывал ребенок, и увидел там стоящие под деревьями на краю леса тяжелые танки, возле которых суетились танкисты. Потом он повернулся в сторону мальчика и внимательно посмотрел на него, удивляясь осведомленности сына в названии боевых машин. Он смахнул рукой со щеки влагу, образовавшуюся не то от волнения за пережитое за последние дни, не то от дорожной пыли, обильно оседавшей на них, сидевших в открытой кабине трофейного автомобиля. Из короткого оцепенения его вывел рев авиационных моторов. Прямо над ними, на высоте всего в сотню метров, пронеслись краснозвездные самолеты.

– Ого! – крикнул от восторга ребенок, задрав голову, пытаясь лучше рассмотреть удаляющиеся в сторону линии фронта крылатые боевые машины.

Виляя по ухабам, автомобиль остановился возле нескольких землянок, расположенных под кронами уцелевших деревьев, создававших дополнительную маскировку всему маленькому земляному городку, по извилистым и узким улицам которого ходили и бегали люди в военной форме, с оружием и без, но чаще с плотницкими инструментами. Отец Вити тяжело вылез из кабины и поправил амуницию, осматривая взволнованным взглядом сына.

– Вылезай, к комбату пойдем, –  негромко сказал он, отдав честь проходящим мимо солдатам, что несли несколько катушек с кабелем и по-армейски поприветствовали старшину.

Витя медленно покинул машину. Переминаясь с ноги на ногу, он натянул на себя куртку и тут же отстранился от отца, понимая, что предстанет перед неким комбатом, а следовательно, отцовским воинским начальником в весьма непрезентабельном виде, на фоне строго одетого и опрятного старшины.

– За мной! – коротко сказал ему отец и направился в сторону ближайшей землянки.

Мальчик только успел взглянуть на себя и уже собирался как-то дать понять родителю, что выглядит грязным и оборванным, но увидел, что тот удаляется от него почти строевым шагом.

– Стой здесь, –  обернулся к нему отец и указал на место возле входа, а сам откинул полу плащ-палатки, закрывавшей вход в землянку, и громко произнес, обращаясь к кому-то, кто был внутри – Разрешите, товарищ майор.

– Заходи, Петр Дмитрич, –  пробасил кто-то, позволяя просителю войти в помещение.

Едва плащ-палатка вернулась в свое прежнее положение, до ушей Вити донеслось давно забытое им уставное общение военных людей:

– Старшина Осокин…

– Садись, Петр Дмитрич, –  перебил его бас, что услышал ребенок и почувствовал, как участилось биение его маленького сердца, волнуясь за происходящее в землянке, в которую ему явно предстояло войти и увидеть того строгого майора, командира отца, чей низкий голос вселил в душу мальчика страх перед неизведанным.

– Зайди, –  из-за откинувшейся полы плащ-палатки появилась рука и потянула ребенка внутрь.

Он вошел в землянку и стал оглядываться, стараясь привыкнуть к слабому освещению из небольших окошек и одной керосиновой лампы, создававших подобие полумрака.

– Так вот ты какой, Осокин-младший! – заставил вздрогнуть мальчика бас сидящего у противоположной стены широкоплечего темноволосого человека. –  А ну, подойди ближе, посмотрю, какой ты!

Витя, прижав от волнения руки к животу, медленно приблизился к подозвавшему его офицеру. Он остановился в метре от него и начал разглядывать его широко открытыми глазами. Никогда еще ему не приходилось находиться в подобной обстановке и стоять перед такими людьми. Волнение в душе мальчика усиливалось, его немного трясло, но постепенно страх