«Создать невыносимые условия для оккупантов»: движение сопротивления в Крыму в годы Великой Отечественной войны - Сергей Николаевич Ткаченко

с попытками последующего противодействия им с помощью влиятельных должностных лиц в штабе фронта и даже у Главнокомандующего войсками Северо-Кавказского направления. Понимая, что чем ближе день освобождения Крыма от захватчиков, тем больше ситуация будет выходить из-под контроля, командующий и комиссар партизанского движения решились на ответственный шаг: «24.4.1942 № 22. Сталину. Копия ВС фронта. Селихов объединил вокруг себя недовольных нашими требованиями… всячески порочит невоенных партизан и преувеличивает свои заслуги… ВС фронта требует действовать в районе Старого Крыма, туда отправили Городовикова, но он по разрешению Селихова ушел обратно вопреки требованиям главного штаба. Все это говорит о том, что нас надо отозвать, чтобы не нести ответственности за разложение партизанского движения, причиной которого является Селихов… Селихов и другие понимают сохранение военных единиц в тылу ради сохранения, а не с целью их активных действий. Мокроусов. Мартынов. 24.4.1942 г.»[536]. На следующий день к Мокроусову пришел радист старший сержант М. А. Захарчук и сообщил, что ночью знакомая радистка, с которой он был на связи, «по секрету» сообщила: «Все ваши радиограммы дальше Капалкина не идут, даже те, которые адресованы Сталину, в обком и ЦК партии»[537].

Военный Совет Крымского фронта, оценив имеющуюся информацию о состоянии дел в партизанском движении Крыма, а также ознакомившись с содержанием беседы в особом отделе фронта с И. Н. Казаковым и бывшим работником штаба 48‑й кавдивизии В. Д. Тимофеевым (после начала регулярных полетов вывезены из партизанского леса легкомоторным самолетом из отдельного звена 764‑го ночного легкобомбардировочного авиаполка ВВС Крымского фронта[538]), чтобы разрядить складывающуюся обстановку, согласился с предложением Мокроусова о перемещении Б. Б. Городовикова. В результате 26.04.1942 г. приказом ШГР полковник Городовиков был назначен начальником 1‑го района, комиссаром – батальонный комиссар Н. С. Фурик. Вместе с Городовиковым в состав района передавался и его отряд – 2‑й Красноармейский, а затем и Карасубаразский. Усиление роли 1‑го района обуславливалось его размещением в тылу 42‑го армейского корпуса вермахта и необходимостью воздействия на тылы противника накануне и в период планирующегося наступления Крымфронта. Не имея своей радиосвязи, секретарь крымского обкома В. С. Булатов был осведомлен о состоянии дел в партизанском лесу по отрывочным сведениям, которые ему сообщал начальник разведотдела фронта В.М. Капалкин. На заседания Военного Совета, членом которого был, в силу различных обстоятельств (большая нагрузка в связи с хозяйственными и иными задачами восстановления освобожденного Керченского полуострова) не всегда мог приехать и полной картины не имел.

В первые дни мая в Военный совет Крымфронта группа Селихова и Попов направили несколько радиограмм, в которых предвзято освещали деятельность А. В. Мокроусова, в результате чего Л.З. Мехлис и Военный совет фронта обратились к командующему партизанским движением в Крыму с письмом. Подчеркнув важность поставленных в первомайском приказе Сталина задач по разгрому немецко-фашистских войск в 1942 году, авторы письма высказали крайнюю обеспокоенность по поводу ненормальных отношений между Мокроусовым и Селиховым, потребовали точно выполнять приказы и немедленно ликвидировать все разногласия. При этом аналогичное письмо получил и Н.Г. Селихов[539].

После вынужденной эвакуации обкома партии из Керчи в Краснодар, ликвидации Крымского и образования Северо-Кавказского фронта (СКФ) В. С. Булатов в состав Военного совета фронта не вошел, в связи с чем его возможности по «руководству» партизанскими силами в Крыму резко снизились. Благодаря систематической дезинформации о положении дел в руководстве партизанским движением в Крыму, исходившей от бывшего военкома 48‑й кавалерийской дивизии полкового комиссара Е.А. Попова, командующий войсками СКФ Маршал Советского Союза С.М. Буденный стал предвзято относиться не только к А.В. Мокроусову, С.В. Мартынову, И.Г. Генову, но и к В.С. Булатову, и в его лице – ко всему руководству Крымского обкома партии, личные отношения Булатова с ВС фронта не складывались.

В партизанском лесу дела также обстояли неутешительно. 19 июня 1942 г. начальником 2‑го района стал И.Г. Кураков, врио комиссара – Н.Д. Луговой. Полковник Н. Г. Селихов, батальонный комиссар А.М. Бускадзе и майор С.Г. Забродоцкий в связи с их неоднократными рапортами о болезни получили разрешение ВС фронта, сдали дела и стали готовиться к вылету на Большую землю. С 15 июня возобновились полеты легкомоторных самолетов в крымский лес с аэродромов Краснодарского края, прерванные после поражения Крымфронта, и первым рейсом по приказу С.М. Буденного был вывезен Б.Б. Городовиков, боевой командир партизанского отряда, а затем района, поневоле вовлеченный в «военно-партизанскую смуту».

Но с возобновлением полетов на Большую землю пошли письменные доклады кавалериста Попова прямо маршалу Буденному, а также бывшего заместителя начальника особого отдела 48‑й кавдивизии младшего лейтенанта Н.Е. Касьянова на имя начальника особого отдела СКФ комиссара ГБ 2‑го ранга Белякова. Попов обвинил Мокроусова в «издевательствах, нанесенных многим командирам и комиссарам», в расстрелах бойцов и командиров Красной Армии в ноябре 1941 г., и даже в гибели генерала Д.И. Аверкина. Он обвинил командование Партизанским движением в Крыму в пассивности во время тяжелых боев на Керченском полуострове. На основании изложенных «фактов» Попов предложил: сменить руководство партизанским движением и сформировать из остатков 48‑й кавдивизии и других частей партизанскую дивизию или крупную военную группу (1000–1500 чел.), подчинив ее фронту. В своих действиях дивизия «должна лишь контактировать с партизанами». Если же первое и второе неприемлемо – вывезти из леса часть командных кадров, которые используются не по назначению, и за семь месяцев «прошли блестящую школу и представляют большую ценность для фронта»[540]. Касьянов повторяет цифры и слова Попова о пассивности партизан в начале мая 1942 г., но к фамилиям Мокроусова и Мартынова добавляет фамилии Н.Г. Селихова и А.М. Бускадзе (соответственно начальник и комиссар 2‑го района с 6.3.1942 г.)[541]. Оба письма были объединены одним замыслом с целью дискредитировать Мокроусова и Мартынова, а заодно и Селихова с Бускадзе, чтобы у ВС СКФ не оставалось сомнений о том, кто должен возглавить «партизанскую дивизию», которая могла быть создана в Крымских лесах.

С.М. Буденный, посоветовавшись с заместителем Наркома обороны – начальником Главного управления формирования и комплектования войск Красной Армии генералом Е. А. Щаденко, бывшим в 1919–1920 гг. членом Реввоенсовета 1‑й Конной армии, решил осуществить предложение военкома 48‑й кавдивизии. Уже 17.06.1942 г. командующий фронтом Буденный и член Военного совета фронта Исаков, под впечатлением обстоятельной беседы с полковником Городовиковым и писем Попова и Касьянова, направили донесение Наркому обороны И.В. Сталину. Мокроусова и Мартынова предлагалось немедленно снять и вывезти в Краснодар, а также «сформировать партизанскую дивизию, и влить в ее состав незначительные остатки гражданских партизанских отрядов. Командиром дивизии назначить полковника Лобова, а военкомом – полкового комиссара Попова, бывшего комиссара 48 кавдивизии»