Анархия – мать порядка! 1918-1919 годы - Владимир Виленович Шигин

Полупанов остановил свой бронепоезд за семафором, выслал вперед разведчиков, следом за ними – отряд моряков, а сам, забравшись на орудийную башню, стал рассматривать в бинокль позицию белогвардейцев. Шесть пушек и сорок пулеметов бронепоезда были наготове.

– Шрапнелью… Прицел… Огонь! – наконец протяжно скомандовал Полупанов. Прогремел залп. Бронепоезд вздрогнул и попятился на тормозах. Белогвардейцы выкатили на открытую позицию полевые пушки, чтобы с ближней дистанции уничтожить подбитый бронепоезд Гулинского. Полупанов заметил это и, выручая попавших в беду «братишек», открыл по батарее белых огонь прямой наводкой…

Завершила бой штыковая атака. Полупановцы внезапно ударили по белогвардейцам с фланга, и те не смогли устоять перед бесстрашными матросами в полосатых тельняшках, с развевающимися по ветру лентами бескозырок, с винтовками наперевес.

После боя и допроса Печерского мы с Просвиркиным вернулись на станцию. Здесь уже шел митинг.

– Товарищи! Обнаглевшая контрреволюция перешла в открытое наступление, она бросила нам вызов…

Полупанов стоял у ствола еще не остывшей пушки перед толпой вооруженных матросов, красноармейцев, жителей пристанционного поселка.

На его загорелом с рябинками лице чернели два пятна, шея и рука были забинтованы – ранило, когда корректировал огонь с бронепоезда.

Я протиснулся вперед и, как только Полупанов закончил речь, поднялся к нему на площадку броневагона:

– Командующий Бугульминской группой войск товарищ Ермолаев говорил тебе обо мне?

Полупанов поднес руку к уху и посмотрел на меня воспаленными глазами.

– Здесь шумно, браток, а я малость оглох – от пушек. Зайдем-ка в мой коробок!

– Он взял меня за руку и повел в броневагон.

Там было сумрачно. Полупанов приоткрыл смотровой люк. Мы сели у небольшого железного столика с прикованным к нему полевым телефоном. Я предъявил удостоверение и рассказал о событиях у разъезда Шелашниково… Выслушав меня, Полупанов достал из полевой сумки карту.

– Значит, так! – размышлял он вслух. – Белочехов ты встретил в двадцати верстах от железной дороги в полдень. Сейчас что мы имеем? – он взглянул на большие карманные часы. – На моих купеческих шестнадцать. Чехи доберутся до разъезда, вероятно, только к вечеру. А мы часа через полтора, и никак не позднее, будем уже на месте!

– Не опоздаете?

– Ни в коем разе. Ведь на разъезде ты застукал глаза отряда, они и должны смотреть на двадцать верст вперед! К тому же у них переходы совершаются по всем правилам воинского устава: подъем, отвал, привал, жратва. А мне только свистнуть, и все готово к бою! Так что непременно успеем.

– Чехи на подводах, и их много. Быть может, они уже заняли разъезд.

Полупанов, подперев огромным кулаком щеку, удивленно уставился на меня. – К военному делу тебя приставили, однако ж, ты плохо разбираешься, голубок, в нашей стратегии. Что такое чешский отряд в тысячу солдат с четырьмя пушчонками? – Он облизнул пересохшие губы и сплюнул. – Только мокрое место останется. Не таких потрошили, когда немец на Украине с нами тягался. А тут? Взвод – с фланга, остальные – в обход. И амба!

– Какое же это окружение, если всего-то один взвод?

– Взвод для отвода глаз. Он отвлечет на себя врага, а триста матросов с гранатами с тыла…

Полупанов повернул ручку телефона, позвал кого-то.

– Митинг кончать, – сказал вошедшему матросу. – Отчаливаем на разъезд Шелашниково.

– Есть на разъезд Шелашниково! – повторил тот и скрылся за железной дверью. У бронепоезда уже пели «Интернационал».

– Пора! – надевая бескозырку, сказал Полупанов. – Бывай здоров, браток! – Он снова крутанул ручку телефона и кому-то вполголоса приказал:

– Свистать всех по местам и полный вперед!

Я открыл тяжелую дверь и выпрыгнул из душного, раскаленного полуденным солнцем броневагона. Человек пять в тельняшках, обнявшись, сидели на орудийной башне головного вагона. Пронзительно свистнул паровоз. Будто в ответ ему запела саратовская, с бубенчиками, гармошка. Несколько голосов подхватили «Яблочко». Поезд тронулся…» Рассказывает чекист В.А. Тимофеев в своих мемуарах, чем занимались матросы бронепоездов в перерывах между боями: «Все пути были забиты воинскими эшелонами. Здесь же стояли бронепоезда, а вокруг творилось что- то невообразимое: куда-то суматошно бежали возбужденные матросы, красноармейцы и красногвардейцы-железнодорожники, метались мешочники. – Что случилось? – спросил я у первого попавшегося матроса.

– Кулаки нашему брату кишки выпускают, а начальство, вишь ли, митинг затевает, – со злостью ответил он, вытаскивая маузер из деревянной коробки.

– Двое наших ребят пошли в село за молоком, а кулаки заманили их в дом и зарезали, – на бегу пояснил другой матрос.

Я прочитал название станции – «Нурлат»– и тоже побежал за матросами.

На перроне увидел стоявших с обнаженными головами Полупанова, Волкова, Гулинского и других знакомых мне командиров. На земле лежали два изуродованных трупа, а вокруг них бушевала толпа вооруженных людей.

Присмотревшись, в одном из убитых я опознал Пашу из отряда Полупанова: широко разбросав богатырские руки, он лежал в окровавленной матросской тельняшке.

Когда умолкли паровозы, и затихла толпа, Полупанов, комкая зажатую в руке бескозырку, с волнением произнес:

– Товарищи! Тяжело говорить о погибших друзьях, но в тысячу раз горше, когда ты знал их по совместной борьбе. Эти братишки завоевывали Советскую власть в октябре в Петрограде, отстаивали Украину. И повсюду смерть отступала перед ними. Но подлая вражеская рука сразила их ударом в спину. – Набрав полные легкие воздуха, Полупанов не сказал, а крикнул:

– Кровь погибших – сигнал тревоги для нас, живых!..

– Смерть убийцам! Даешь красный террор! – раздались голоса матросов.

Немалого труда стоило Полупанову и Волкову успокоить разбушевавшуюся вооруженную толпу».

Разумеется, что чекист В.А. Тимофеев в своих мемуарах кое-что переиначивает и кое-что недоговаривает. Так, при прочтении отрывка из его книги, сразу возникает вопрос, неужели действительно матросы ходили побираться за молоком к жадным кулакам? Что-то в это слабо верится. А вот в то, что в поисках самогона, матросы действительно врывались в дома к обывателям и грабили все, что им приглянулось, в это верится. Понятна и реакция местных жителей на грабителей. Вряд ли бы они зарезали интеллигентно попросившего кринку молока матросика, а вот нагло и цинично грабящего их братишку вполне могли и прирезать. Далее понятна реакция дружков убитого, которые желали не только отмстить за зарезанного сотоварища, но заодно снова пограбить. Понятна и реакция командира бронепоезда матроса Полупанова. Если бы он только дал волю своим подчиненным, они бы быстро организовали резню местного населения. Вряд ли Полупанову было жалко местных жителей. Ему было жалко себя, ведь если команда выйдет из подчинения и начнет бандитствовать, первым спросят с него. Поэтому Полупанов, хоть и выкрикивает правильные и грозные слова, но на самом деле, делает все, чтобы не допустить этой резни.

При обороне Петрограда отличился бронепоезд «Имени Троцкого», укомплектован матросами Балтийского флота. Затем