Русская Арктика: лед, кровь и пламя - Светлана Геннадьевна Самченко

Когда адмирал Макаров задумал своего «Ермака», он рассчитывал, что вскоре русскому военному флоту не придется из Питера во Владивосток добираться через три океана: ледоколы будут обеспечивать передислокацию боевых кораблей через северные воды. В 1936 году «Литке» в паре с военным транспортом «Анадырь» исполнил мечту давно погибшего флотоводца – провел Северным морским путем два эскадренных миноносца – «Сталин» и «Войков». Из воспоминаний участника операции старшего офицера «Анадыря» А. М. Матиясевича:

«Отдельные скопления льда остроносый “Литке” преодолевал с ходу, за ним шел наш “Анадырь”, расширяя проход, затем миноносцы и замыкающими – танкер. Впервые в истории мореплавания военные корабли прошли Северным морским путем из Баренцева моря в море Беринга, обогнув мыс Дежнева».

Ветеран полярного флота не упомянул только об одном обстоятельстве: операция по проводке эсминцев едва не завершилась катастрофой, когда у эсминцев в Охотском море в шторм закончилось топливо. И «Литке», и «Анадырь» – угольники, запаса солярки у них нет, а у обоих миноносцев – турбинные ходовые и котлы жидкостного питания. Пришлось питать котлы… мукой с камбуза, смоченной осветительным керосином!

В навигацию 1937 года при проводке каравана из пяти транспортных пароходов «Литке» вновь не справился с тяжелыми льдами, но на этот раз зимовать в Карском море не пришлось – выручил неутомимый «Ермак». Режим работы Северного морского пути постепенно устанавливался. На 1939 год запланирована была очередная большая экспедиция. Но ей не суждено было состояться. Началась война с Финляндией.

«Литке» прослужил уже тридцать лет. Но, несмотря на солидный для парового корабля возраст, был вновь мобилизован и вооружен. К счастью, до Мурманска враг не дошел. Но мирная передышка оказалась недолгой: с 25 июля 1941 года «Литке» вошел в состав сторожевой эскадры Северного флота – как вспомогательный корабль. Ледорез получил две 45-миллиметровые пушки и несколько пулеметов и был занесен в списки флота под номером СКР-18. Впрочем, ледорез счел недостаточным столь слабое по морским меркам вооружение и выбил себе еще два 130-миллиметровых ствола – а это уже настоящий крейсерский калибр!

В августе сторожевик ввели в состав только что сформированного Северного отряда Беломорской флотилии, которому предстояло охранять новоземельские проливы. Получив оружие, ледорез… занялся привычным делом – проводкой транспортных конвоев из Белого моря в Карское и обратно.

В 1942 году ледорез отконвоировал в ремонт поврежденный вражеской торпедой линейный ледокол «Иосиф Сталин». А 20 августа и сам был атакован вражеской субмариной U-456 и еле отвертелся от веера торпед.

Здесь, наверное, надо сказать о том, что за потопление советского ледокола в Германии сразу давали орден.

Потому что без ледоколов невозможны нормальные перевозки стратегических грузов по заполярным морям. Но за всю войну только один из них погиб под огнем – схватившийся в артиллерийском бою с карманным линкором «Адмирал Шеер» ледокольный пароход «Александр Сибиряков».

Едва закончилась война, ледорез «Литке» вновь занялся привычной работой – проводкой караванов Северным морским путем. Пушки были сданы в портовый арсенал – теперь уже навсегда. В 1955 году, участвуя в очередном научно-исследовательском предприятии, организованном Арктическим институтом, старый ледорез дошел до координат 83°21′ северной широты, установив рекорд свободного плавания в Северном Ледовитом океане. До Северного полюса из этой точки – всего 440 морских миль, или 810 километров… Этот рекорд был побит лишь годы спустя – атомными ледоколами.

Из воспоминаний полярного капитана Л. Селиверстова о ледорезе «Литке»:

«Всем был хорош или, сказать точнее, почти всем, наш заслуженный ледорез, но была у него одна довольно досадная особенность в характере. Очень уж резко, стремительно и размашисто он качался на штормовой волне. При ходе лагом – бортом к фронту волны – никакими усилиями невозможно удерживаться на рулевой площадке верхнего мостика. Этот элегантный паршивец не просто кренился, а летел с гребня волны с грохотом и скрипом. Какое уж там управление рулем в такие моменты!

Рулевой повисал на штурвале, судорожно цепляясь за рукоятки крепкого, дубового, окованного латунными полосами, колеса. Правда, это длилось всего несколько секунд, но часто подсознательно возникало опасение: “А ну как оторвется рулевое колесо?!” Тогда – вместе с ним мгновенно за борт с высоты мостика. Однако всегда проносило благополучно – у англичан все сработано прочно, надежно, на всю длинную корабельную жизнь.

А какие прекрасные помещения были для экипажа: замечательно красивая просторная кают-компания, отделанная японцами в один из ремонтов под светлый орех с этакими, словно тиснеными, орнаментами и бронзовыми инкрустациями на переборках, рядом курительный салон, пианино; менее обширная, но тоже отлично отделанная, уютная столовая, салон команды у передней переборки надстройки с огромными застекленными книжными шкафами, еще с одним пианино и кинобудкой; великолепный коридор командного состава, устланный ковровой дорожкой, начищенные уборщиками до золотистого блеска бронзовые дверные ручки, кожухи трубопроводов, симметрично проложенные по обеим сторонам коридоров; полированные поручни с металлическими накладками на переходах по трапам. Да, все это было прекрасно. И нас нимало не смущали наши тесные четырехместные каюты рядового состава.

Однако надобно заметить, что были и досадные несоответствия, вносившие определенный бытовой дискомфорт. Странно, но англичане-судостроители уделяли чрезвычайно много внимания и мастерства отделке внутренних судовых помещений – салонов, столовых, украшениям коридоров и трапов, однако, кажется, вовсе не обращали серьезного внимания на хозяйственно-бытовые помещения: камбузы, хлебопекарню, холодильные камеры, ванные помещения, бани, особенно для рядового состава. Если не изменяет память, на 18–20 командиров была одна ванная – и ни одной для рядового состава. А единственная на судне баня вызывала массу нареканий. Это было огромное пустое помещение на нижней палубе со стальными переборками и подволоком, холодная цементная палуба. По углам – краны с холодной водой и четыре шланга с острым паром, несколько грубых скамеек и пара десятков маленьких помятых тазиков. Можно представить, когда после ходовой морской вахты в эту баню вваливаются более двадцати человек, особенно чумазых кочегаров, механиков, машинистов, матросов. Баня сразу становится похожа на помещение “психованного лазарета” для буйнопомешанных.

Прежде всего открываются паровые клапаны, и помещение быстро заполняется дико свистящим в резиновых шлангах паром. Видимость – ноль. Молодые, неугомонные, черные от угольной пыли кочегары, пользуясь отсутствием видимости, начинают хватать всех подряд своими чудовищно грязными руками. Расхватывают тазики, вырывают друг у друга паровые шланги. Кого-то уже слегка ошпарило, на другого “невзначай” вылили целый тазик холодной как лед воды – забортная вода в лучшем случае 3–5° выше нуля. Тут истинно выживают только сильные. Однако привыкаешь ко всему. Права была моя