Царские и шамилевские крепости в Дагестане - Булач Имадутдинович Гаджиев

Пирогова есть, например, подробное описание домов, в которых жили горцы. Пирогов пишет, что сакли горцев не знают стекол. Вместо окон в стене небольшое, четырехугольное отверстие. Внутри сакли очаг без дымохода и несколько полок для посуды на стенах.

Главным богатством и украшением любого дома, – рассказывал хирург, – являются медные подносы и матрацы.

В Акуша врачи приехали во второй половине дня. Хозяин, принявший их, вероятно, юзбаши – сельский староста, зарезал барана, сделал плов, шашлык. Обедали сидя на разостланных вдоль стен засаленных матрацах. Ни вина, ни чаю в Акуша, так же, как и в других аулах, приезжие не видели. Употреблять спиртное запрещала религия, чая же горцы не могли достать из-за войны, ввиду затруднений в торговле.

Вечером в комнате был зажжен ночник, где вместо масла горела нефть. Ночник громко трещал и страшно коптил. Н. И. Пирогов поинтересовался, имеется ли в этих местах нефть. Оказывается, не было. В Акуша жидкость доставляли в бурдюках из далекого Баку земляки-отходники. Привозили они нефть на ишаках и лошадях, а затем у своих же сельчан обменивали на пшеницу.

Н. И. Пирогов не удивился тому, что больные горцы за помощью к нему не обращались. Их лечили местные хакимы[70] и джаррахи. Хирург хотел детально ознакомиться с их методами лечения, но сделать это в Акуша не имел возможности. Он торопился к войскам.

На Турчидаг врачи прибыли в конце июня. Стояло самое теплое время года, но сказывалась высота 2200 метров над уровнем моря. Ночи были холодными, сырыми. По утрам, как только солнце начинало пригревать землю, густой туман окутывал горы. Но у Н. И. Пирогова и его помощников настроение погода не портила. Наоборот, они с радостью отметили очень важное для медицины обстоятельство. В пути, от самого Пятигорска, врачи не раз встречали больных холерой. При них один солдат умер от этой страшной болезни в Темир-Хан-Шуре. Холера свирепствовала и в войсках, осаждавших Гергебиль, принимая устрашающие размеры. Но, как только поднялись на Турчидаг, болезнь будто рукой сняло.

«Мы, прибыв в лагерь на Турчидаг, – сообщает хирург, – не нашли уже ни одного холерного случая».

Н. И. Пирогов обратил внимание и на другое. Здесь, на Турчидаге, вообще не было никаких заболеваний. Разумеется, врачи хорошо понимали, что причиной тому большая высота, идеально чистый воздух.

Туманы позволяли горцам нет-нет да совершить нападение на солдат. Но больших сражений не было.

Был такой случай. Как-то горец из Мегеба в туманный день взобрался по скалам на вершину горы и пополз в сторону русского лагеря. Первым, кого он увидел, был часовой, расхаживающий невдалеке от сливающихся с туманом палаток. Раздался выстрел, солдат упал. Весь лагерь поднялся по тревоге, но поймать стрелявшего не удалось. Он скрылся.

Из записок Пирогова, восхищенного «дерзостью лезгина», нам известно, что мегебец ранил солдата, стоявшего на часах возле палатки, где жил наместник царя на Кавказе князь Воронцов.

Через некоторое время хирург и его помощники вместе с войсками двинулись в сторону аварского аула Салта. Дорога отняла около двух суток.

С высоты птичьего полета Пирогов любовался горскими аулами, они напоминали ему ласточкины гнезда.

«Везде видно, замечал русский врач, – что строившиеся умели пользоваться местностью и имели в виду оградить себя от неприятеля».

На вторые сутки похода взору солдат и офицеров предстала Салта. Та часть аула, что была ближе к ним, находилась на почти ровном месте, а дальше село амфитеатром взбиралось на гору. Справа от него были сады и небольшое озеро, а слева – глубокий ров.

Штурм, на который Воронцов возлагал много надежд, не удался. Как и в Гергебиле, войска перешли к осаде. Она тянулась почти два месяца.

Не сдали бы мюриды Салта, если бы не одно обстоятельство. Осаждавшие изготовили две большие мины, которые были положены под блокгаузы осажденных. Стены, прилегавшие к бастиону, рухнули, и в образовавшиеся бреши полезли солдаты. Впрочем, взять Салта сразу не удалось. Каждая сакля здесь превратилась в маленькую крепость. Пирогов рассказывает обо всем этом в своих записках.

Уже и осада кончилась, и аул был захвачен, а еще два-три дня после этого с 7 часов утра и до часу ночи перевязывали раненых. Здесь

Н. И. Пирогов впервые лицом к лицу столкнулся с воинами Шамиля.

«Эти отчаянные приверженцы Шамиля, – писал хирург, – изумили нас своей твердостью и равнодушием к телесным страданиям. Один из них спокойно, без всякой перемены на лице, сидел на носилках, когда наши солдаты принесли его к нам в лазарет. Одна нога его была обвязана тряпками: я думал, судя по его равнодушию, что он незначительно ранен. Но каково же было мое удивление когда, сняв повязку, я увидел, что нога его, перебитая ядром выше колена, висела почти на одной только коже! На другой день после снятия бедра этот же мюрид сидел между нашими ранеными, опять так же спокойно и с тем же стоицизмом». Н. И. Пирогов указывает, что горец этот не являлся исключением, а мы от себя добавим, что мудрость Николая Ивановича заключалась в его доброте.

Теперь стоит рассказать о том, как работали петербургские врачи во время сражения у аула Салта.

До Пирогова раненых немедленно эвакуировали в ближайший госпиталь. Он же упросил начальство, чтобы тех, кому была оказана хирургическая помощь, не отсылали в тыл. Ему хотелось некоторое время понаблюдать за больными. При главной квартире организовали полевой госпиталь. Сюда приносили раненых из всех батальонов, расположенных вокруг аула. И только через 2–4 недели раненые подлежали эвакуации в кази-кумухский госпиталь.

Оперировал Пирогов в шалаше, сделанном из веток и накрытом сверху соломой. Операционных столов не было. Их заменяли две длинные скамьи, сооруженные из камней. Их так же, как и крыши шалашей, покрывали соломой.

Между каменными ложами была прорыта канава для стока воды. Раненого клали на камень поверх соломы и делали операцию. Хирургу приходилось выполнять тяжелую работу буквально на коленях.

И без того плохие условия намного ухудшились после второго штурма Салта. Только на пятый день, с 9 по 14 сентября, число оперированных увеличилось на 140 человек. В «лазарете» мест уже не хватало, пришлось занимать обычные солдатские палатки. Врачи работали по 12 часов в сутки, все равно им не удавалось даже осмотреть всех нуждающихся в лечении.

Потом закончилась солома. Раненые по нескольку дней лежали на старых подстилках. В соломе и белье гнездились вши и черви. Днем, когда пригревало солнце, тучи мух заполняли помещение, мучая больных. Положение усугублялось еще и тем, что, как правило, многие раненые очень поздно доставлялись в лазарет с поля боя.