Царские и шамилевские крепости в Дагестане - Булач Имадутдинович Гаджиев

В последний день защиты аула Салта, 14 сентября 1847 года, бой продолжался семь часов и закончился к трем часам дня. В 9 часов вечера солдаты Воронцова заметили движущиеся к садам фигуры горцев.

– Готовься, ребята! – отдали вполголоса приказ офицеры. Вновь началась стрельба. Солдаты видели, как горцы всей массой движутся к садам, чтобы пробиться к переправе. Их встретили роты Варшавского полка. Завязалась жестокая схватка… Только небольшая часть защитников сумела прорваться.

Салта пал. Скольких жизней это стоило. Царские войска потеряли около 100 офицеров и до 2 тысяч нижних чинов убитыми, ранеными и контуженными. Защитники пощады не просили, да ее и не дали бы, настолько были ожесточены та и другая сторона.

Только по дороге к аулу лежало до 200 мюридов, почти столько же осталось в овраге, по другую сторону аула.

Воронцов отправил военному министру следующую депешу: «При долголетнем опыте мне редко случалось видеть неприятеля более упорного и стойкого, как гарнизон укрепления Салты… Упрямые сопротивления этого гарнизона превосходят все, что в Европейской войне может быть известным…».

15 сентября 1847 года аул Салта был занят противником. В тот же день князь Воронцов произвел парад войскам, отслужен был благодарственный молебен за одержанную победу и панихида по убитым.

Здесь я прибегну к одной легенде. К Салта генерал Воронцов с войсками подошел уже в темноте. Глянул с Турчидага, а внизу море огней.

– Противника очень много, расстроился князь, – не сумею взять Салта! Подошло утро. Глянул Воронцов снова вниз, а это, оказывается, хутора – Тологоб, Сех, Агада, Цалада, Цебецолода, и конечно, Салта.

– Возьму! – объявил генерал и приказал штурмовать, но прежде, чем взять Салта, он потерял много дней и не одну сотню солдат и офицеров.

Воронцов обложил аул Салта с двух сторон. Несколько paз генерал пытался заблокировать аул, посылал туда солдат, но каждый раз они или погибали, или возвращались ни с чем. Причину неудач не мог объяснить никто. В это время высоко в горах пас скот салтинский пастух. Оказалось, когда солдаты Воронцова выходили на задание, он заводил песню, в которой пел о том, сколько и откуда вышло солдат, куда идут, что, по его мнению, собираются делать.

Однажды оборонявшиеся не услышали пения. Вскоре пала и Салта. А когда царские войска ушли и убитых принялись хоронить, то среди храбрецов нашли и тело пастуха.

В Салта есть могила русского солдата-разведчика, который проник к горцам в тыл, но погиб. Когда его хоронили, то, чтобы не осквернять, руки заворачивали в тряпки. Могилу солдата берегут горцы, охраняют до сих пор.

Среди участников салтинского боя отличился и кудалинец Исрапилов. Однажды он столкнулся лицом к лицу с солдатом и сумел отобрать у него ружье, которое после боя отдал своему наибу.

– Тебе за это, объявил наиб, – полагается медаль!

На эти слова Исрапилов предложил: «Наиб, оставь медаль себе, а мне дай горсть жареной кукурузы».

Когда царские войска осадили аул Салта, создалось критическое положение. В разгар боя Шамиль собрал ученых мужей и спросил: «Можно ли приурочить исполнение обязательных молитв не пять раз в день, как велит Коран, а к одному удобному времени?

Раздались голоса: нельзя! Можно! – произнес только один человек. Им был известный в горах алим Загалав. – Можно соединить.

– Как же можно, – обрадовался Шамиль, чувствуя поддержку, – когда в своей книге Ибн-Гаджар говорит, что нельзя?

– О, сын мой, – отвечал Загалав, – если бы в то время, когда Ибн-Гаджар готовил свою книгу, к нему залетели бы такие бомбы и осколки, которые заставляют нас прижиматься, как в молитве к земле, поверь, он бы написал, что в таких случаях и целый год перестать молиться – не грех.

Пирогов торопится в Салта

8 июня 1847 года Н. И. Пирогов отправился на Кавказ, чтобы непосредственно на поле боя испытать действие паров эфира при хирургических операциях. Для этой цели он вез 30 приборов собственного изобретения и 32 кг наркотического вещества. Его сопровождали доктор Неммерт и фельдшер Калашников.

Из Темир-Хан-Шуры после ряда удачных операций в местном госпитале Н. И. Пирогов и два его ассистента поспешили к Турчидагскому хребту, где вскоре должны были развернуться бои у аула Салта.

Побитая дорога, на каждой рытвине или кочке которой подскакивал тарантас, проходила через аулы Нижний Дженгутай и Верхний Дженгутай, Кулецма, Оглы.

К западу тянулись складки гор, и в отдалении полыхали молнии. Аул Оглы лежал в стороне от салтинского тракта. Врачи сделали крюк лишь потому, что там был небольшой полевой госпиталь, куда доставлялись раненые из Гергебиля. Дорога отняла все силы, а тут еще оказалось, что отдельного помещения для работы хирургов госпиталь не имел. Поэтому операции производили при больных. Но, как говорят, нет худа без добра. Результаты были потрясающими.

«К нашему удовольствию увидели, – писал хирург, – что наши больные солдаты, которые приступили в первый раз к эфированию с робостью и некоторым отвращением, здесь, убедившись собственными глазами в благотворном действии эфирных паров, подвергали себя их влиянию с охотой и без всяких увещаний». Все это было похоже на сказку.

Н. И. Пирогов сам делал в Оглы несколько операций и, оставив врачу лазарета два прибора для эфирования, выехал в Акуша (об операциях я расскажу позже).

Еще в 1819 году даргинское село Акуша было разгромлено генералом Ермоловым. Приехав сюда через 28 лет, Н. И. Пирогов увидел печальную картину. «В Акуша запущенные поля, голые скалы, неопрятность и бедность и в одежде, и в саклях», – писал он в своих заметках.

Человек высокой культуры, Н. И. Пирогов не был поглощен только ранеными и своими экспериментами. Он приглядывался к людям, к быту, одежде, обычаям, устройству саклей, многое подмечал, и сведения эти записывал в специальном дневнике.

Хирург обратил внимание, что дома горцев расположены амфитеатром на склонах гор. К кому бы ни приезжали врачи, их с крыш своих саклей мог видеть весь аул. Как правило, любопытных было много, начиная с детей и кончая глубокими стариками. Пожалуй, так случалось вовсе не потому, что приезжие были русскими. Причина была в другом. Впереди врача шла молва, рассказывающая об удивительных операциях джарраха[69] из России, при которых больной не ощущает болей и преспокойно спит.

К Н. И. Пирогову, хотя он являлся человеком другой веры, горцы относились с большим почтением, и не смотрели на него как на пришельца из иного мира.

В горах уважали не только людей храбрых, но и тех, кто, как Н. И. Пирогов, умел творить чудеса.

В дневнике