Академический зигзаг. Главное военно-учебное заведение старой России в эпоху войн и революций - Андрей Владиславович Ганин

воспринимался военным руководством белой Сибири неоднозначно. Военный министр генерал Н. А. Степанов считал, что армии нужны строевые, а не штабные офицеры, а академию следует закрыть за ненадобностью. К этому добавлялись явно вредившие делу упреки в адрес академии за ее пребывание на советской территории и работу по подготовке генштабистов для РККА. Тем не менее победил рациональный взгляд на необходимость подготовки генштабистов ввиду предполагавшейся активизации операций на фронте весной–летом 1919 года.

В январе 1919 года открылся младший класс ускоренных курсов 4‑й очереди. Решение о его открытии было принято Колчаком еще в конце ноября 1918 года, позднее оно получило документальное оформление. Приказ Верховного правителя и Верховного главнокомандующего от 25 декабря 1918 года предписывал: «Для ускоренной подготовки офицеров к исполнению младших должностей Генерального штаба в полевых штабах действующих армий, – открыть с 20 января 1919 года в г. Томске младший класс Всероссийской академии Генерального штаба, наименовав его ускоренным младшим классом 4‑й очереди». Не все штабы были своевременно уведомлены об открытии курсов, что приводило к задержкам в командировании офицеров и их опозданиям. Например, из‑за того, что штаб 4‑й Оренбургской казачьей дивизии поздно получил информацию об открытии курсов, а железная дорога была перегружена, офицер дивизии подъесаул А. Белов прибыл в академию только 6 февраля 1919 года после 19 суток пути, когда учеба была уже в разгаре. И это был не единичный случай.

На курсы командировались по желанию кадровые офицеры или офицеры военного времени, окончившие училища не позднее 1915 года, имевшие полное общее высшее или среднее образование, получившие боевой опыт в Первую мировую или Гражданскую войну, удостоенные боевых наград, имеющие отличия и физически годные к полевой службе.

Запросы о сроках открытия обучения и условиях приема присылали в академию постоянно начиная с августа 1918 года. До конца года поступило не менее 49 подобных обращений, в том числе от высокопоставленных лиц. Между тем никакой ясности не было. Связано это с отсутствием как указаний от главного командования (в конце сентября добро было получено, но затем из‑за событий на фронте стало не до академии, а в ноябре на первый план вышла внутриполитическая борьба в Омске), так и с правилами приема.

Кандидаты в слушатели массово присылали рапорты и ходатайства, обосновывающие, что именно они наиболее достойны попасть на курсы. Порой эти истории отличались драматизмом. Например, командующий 1‑й батареей 3‑й стрелковой артиллерийской бригады штабс-капитан И. А. Белоусов писал в рапорте на имя Андогского 21 сентября 1918 года, что выдержал предварительные письменные экзамены в академию в 1914 году, но с началом войны попал на фронт, затем был вызван на курсы, но принят на курсы 1‑й очереди не был, так как не попал в списки, затем не попал на курсы 2‑й и 3‑й очереди. Белоусов просил зачислить его на курсы 4‑й очереди «ввиду того, что я являюсь одним из немногих офицеров, которые не воспользовались своим правом на поступление на академические курсы воен[ного] времени, и желая осуществить свое давнишнее желание учиться в академии». В конце концов офицера зачислили.

При избытке желающих предпочтение следовало отдавать офицерам, окончившим училища в мирное время, а из них – выдержавшим предварительные испытания или конкурсные экзамены в академию, кавалерам ордена Святого Георгия и Георгиевского оружия, кавалерам Георгиевского креста, раненым, контуженым, отравленным газами, но при условии их полной физической годности к службе Генерального штаба в поле. Списки необходимо было направлять в Ставку на имя 1‑го генерал-квартирмейстера не позднее 5 января 1919 года по телеграфу. Слушатели должны были явиться в Томск не позднее 15 января.

С учетом неразберихи в колчаковском тылу злоупотребления с командированием в академию не заставили себя ждать. Превышались выделенные квоты (со стороны Ставки и начальника академии), появились самовольно командированные, получил распространение и протекционизм. Так, начальник штаба Ставки генерал-майор Д. А. Лебедев добился направления на курсы сразу двух своих адъютантов. Значительная часть направлявшихся на учебу, по мнению помощника начальника Главного штаба полковника Г. И. Клерже, не удовлетворяли требованиям службы Генштаба как по служебному, так и по образовательному стажу, а некоторые и вовсе обладали сомнительной репутацией, «несовместимой со званием офицера Генштаба».

Многие желающие так и не попали в академию. По подсчетам белого командования, среди зачисленных чуть менее 80% составляли пехотные и кавалерийские офицеры, 9% – артиллеристы, 0,5% – инженеры, 11% – прочие. 22 выпускника курсов являлись казаками.

Исполняющий должность начальника академии генерал-лейтенант Колюбакин отмечал в рапорте начальнику Главного штаба генерал-майору В. И. Марковскому 13 марта 1919 года:

Прекрасный состав офицеров, почти сплошь боевых и кадровых, и их рачительное отношение к научным занятиям и столь же ревностное отношение и напряженная деятельность небольшого числа профессорского и преподавательского состава, – все это обещает нам достижения прекрасных результатов.

Офицеры, прибывавшие в академию для поступления в ускоренный младший класс 4‑й очереди, подавали два рапорта на имя правителя дел. Один – о прибытии с приложением предписания, удостоверения о боевом опыте, послужного списка или краткой записки о службе и аттестации и другой – с приложением аттестатов об удовлетворении всеми положенными видами довольствия. Всем прибывшим было предписано явиться в академию к 10 часам утра 19 января в походной форме для предварительного представления курсовым штаб-офицерам. Тем временем в академии решались организационные вопросы и шло спешное пополнение постоянного состава преподавателей и служащих.

К 21 января 1919 года прибыли 98 слушателей. Офицеры продолжали прибывать на курсы и позднее, вплоть до конца марта. Многие слушатели продолжительное время болели, что в случае с краткосрочными курсами лишало их обучение всякого смысла. Порочную практику удалось пресечь лишь 28 марта 1919 года, когда конференция издала постановление об отчислении слушателей, прибывших после 25 февраля как не прослушавших даже половины курса. То же касалось и тех, кто не посещал более половины лекций и практических занятий. Как поздно прибывшие были отчислены семь слушателей. Отчисленные считались приоритетными кандидатами на поступление при открытии академии в будущем.

20 января 1919 года перед началом занятий в Доме науки был отслужен молебен, для чего приглашали пользовавшийся известностью хор певчих. Затем состоялось построение, присутствовали члены конференции со старейшим профессором Б. М. Колюбакиным. А. И. Андогский выступил с речью, в которой рассказал о перипетиях академии с 1917 года.

По изначальной программе намечалось 76 учебных дней. Учебные часы распределялись следующим образом: 65 часов практических занятий по тактике (начинались с третьей учебной недели), 16 часов практических занятий по топографическому черчению, 24 часа лекций по началам стратегии (М. А. Иностранцев), 118 часов